Призыв Лауэра был обусловлен негативным мнением о деятельности Рауля, выражаемым другими шведскими заинтересованными лицами. Согласно Лауэру, и Норберт Мазур, и ребе Эренпрайс сомневались, что Рауль сумеет помочь евреям на месте, в Венгрии. Единственно правильным было бы переправить их в Швецию – все остальное представлялось им “очевидно бессмысленным”. От них Раулю ждать было нечего. “Благодарности за свою работу ты, очевидно, здесь не найдешь”, – писал ему Лауэр, добавляя, что полностью разделяет взгляд Ангера – подразумевается, критический – на “этих людей”.

Если в шведском МИДе, по словам Олсена, были “озабочены” деятельностью Рауля, сам Олсен был другого мнения. Министерство иностранных дел, естественно, больше всего желало бы “решать еврейский вопрос в лучших традициях европейской дипломатии, но толку от этого было бы немного”, отмечал он скептически. Хотя в такого рода ситуации многое говорило в пользу тихой дипломатии, Олсен Валленберга поддержал: “Я, во всяком случае, чувствую, что Валленберг работает как черт, и у него получается, а это самое важное”. Положительное мнение Олсена, возможно, было результатом его встречи с Пером Ангером, с похвалой отозвавшемся о своем коллеге: “Я обедал с первым секретарем шведской миссии в Будапеште, находящимся здесь [в Стокгольме] с коротким визитом. Хороший человек, у него много интересных комментариев. Он сказал, что Валленберг трудится очень напряженно и делает все, что может”.

Независимо от скептического отношения МИДа надо помнить, что Валленберг находился в Будапеште по американскому мандату. А задачей Управления по делам беженцев было спасти сколько возможно человеческих жизней, если потребуется, даже пренебрегая общепринятыми дипломатическими правилами.

В течение семи недель, прошедших между решением адмирала Хорти остановить депортации и телеграммой Гиммлера Винкельману с аналогичным содержанием, регент все сильнее убеждался в том, что Германия на пороге военного поражения. Сражаться на стороне Германии до кровавого конца и к тому же стать ареной поражения представлялось для Венгрии не слишком привлекательной перспективой. Поэтому Хорти решил заменить Стояи на менее скомпрометировавшего себя в глазах союзников премьер-министра, способного начать переговоры о сепаратном мире.

Уже 8 июля, через два дня после прекращения депортаций, Хорти попросил генерала Гезу Лакатоша образовать новое правительство. Однако Лакатош отказался, аргументируя решение тем, что немцы никогда на такое не согласятся. Он оказался прав. Когда Хорти, несмотря на отказ Лакатоша, неделю спустя представил имена министров нового правительства Веезенмайеру, тот предупредил его, что Гитлер будет рассматривать создание этого правительства как предательство со стороны Венгрии, и заявил, что единственные, кто выиграет от этого, – большевики. Хорти пошел на попятный и написал примирительное письмо Гитлеру, доставленное тому 21 июля. Это было на следующий день после покушения на Гитлера, и фюрер не был настроен на компромиссы. Венгрии угрожают уничтожением евреи, большевики и интеллигенты, ответил он, и как лидер борьбы с большевизмом он, Гитлер, имеет право вмешаться во внутренние дела страны.

Хорти разыграл свою карту непрофессионально и в политическом смысле был ослаблен. Больше всех от этого проиграли евреи. Веезенмайер и Эйхман использовали ослабление позиции регента, чтобы постараться заставить Стояи возобновить депортации, но тот отказался это сделать без одобрения Хорти. Хорти прибегнул к тактике проволочек, приведшей в отчаяние Эйхмана: регент давал обещания, выжидал, ничего не делал, чтобы выиграть время, в надежде, что ход войны обернется на пользу Венгрии. Решающим фактором стал выход 25 августа Румынии из войны. Как уже говорилось, в результате намеченные депортации были остановлены, а Эйхман покинул Будапешт. Это привело также к тому, что генерал Лакатош пересмотрел свое прежнее решение. Двадцать девятого августа он принес присягу в качестве премьер-министра.

Создание нового правительства означало послабления для евреев, но их положение все еще не было ни стабильным, ни однозначно позитивным. Так, на начальном этапе был ужесточен комендантский час, высылались патрули для конфискации ценностей в квартирах, принадлежавших евреям, насильственно переселенным в “еврейские дома”. С другой стороны, сотни евреев, пользовавшихся защитой шведской миссии, были выпущены из лагерей для интернированных.

Одновременно планировались более серьезные перемены. Страна остро нуждалась в рабочей силе для расчистки завалов после бомбежек союзников, и до сих пор евреев нельзя было использовать на этих работах, поскольку им не разрешалось покидать свои жилища. После создания правительства Лакатоша пресса стала рассказывать о том, в каких неприемлемых условиях живут тысячи евреев, не имея ни работы, ни доходов, притом что в Венгрии такая нехватка рабочей силы. Поэтому с 29 сентября все работоспособные евреи в возрасте от 14 до 70 лет независимо от пола будут привлекаться к так называемой трудовой повинности. Иными словами, в этом вопросе парадоксальным образом интересы правительства и интересы еврейского населения совпали.

“Эти евреи очень плохо снабжены во всех отношениях, в частности, представляется неразрешимой проблема мест расквартирования. Однако власти, занимающиеся этими проблемами, по-видимому, воодушевлены искренней доброй волей”, – сообщал Валленберг в день вступления в силу новых постановлений. Выражением этой доброй воли стало то, что Валленберг, имея хорошие связи в военном министерстве, в начале сентября сумел добиться создания отдельной бригады из евреев со шведскими охранными паспортами. Их расквартировали в синагоге на улице Арена, 55. В этой бригаде, состоявшей под командованием христианина, лейтенанта Пала Прокопа, вначале было 14 сержантов и военнослужащих еврейского происхождения, благодаря полученным в Первую мировую войну медалям за отвагу имевших право носить нарукавные повязки в цветах венгерского флага – красно-бело-зеленые. (Прочие евреи, исполнявшие трудовую повинность, носили желтые повязки, а крещеные евреи – белые.) Евреи в составе бригады приходили на работу каждое утро и могли вернуться домой вечером. Когда они работали (если вообще работали), это происходило в черте города, и им не нужно было носить звезду Давида.

Шведская бригада впоследствии превратилась в интернациональную, в которой были и евреи с охранными документами других нейтральных государств.

К персоналу шведской миссии относились помимо Даниэльсона, Ангера и Валленберга также заведующий канцелярией Денеш фон Мезеи, венгр, владевший шведским языком, и ассистенты Маргарета Бауэр и Биргит Брюлин. Но объем работы постоянно рос, и одной из целей поездки Пера Ангера в Стокгольм в агусте было выхлопотать дополнительный персонал для миссии в Будапеште. В результате в конце августа они получили подкрепление. Оно состояло из атташе Ларса Берга, 25-летнего кандидата юриспруденции, ранее работавшего в отделе Б берлинской миссии, его столь же молодого помощника, сотрудника канцелярии Йёте Карлсона, а также 70-летней Асты Нильсон из Красного Креста, ранее работавшей в Венгрии. В компетенции Берга находился отдел, занимавшийся поручениями от стран – участниц войны, чьи интересы нейтральная Швеция представляла в Венгрии. В тот момент таких стран было семь, включая Советский Союз.