Линдгрен Астрид
Шрифт:
стрелять.
Филле и Рулле стали нервно рыться в своих карманах, и в мгновение ока часы и
бумажник оказались на коленях дяди Юлиуса.
— Вот гадеёныш! — крикнул Филле, и с быстротоий молнии он и Рулле выскочили в
прихожую. Никто их не остановил, они хлопнули дверью и скрылись. Первая
опомнилась фрекен Бок и выбежала вслед за ними. Она стояла на площадке и
кричала вдогонку, пока они неслись вниз по лестнице:
— Фрида про всеё это узнает, уж поверь! Вот она обрадуется!
Она даже перепрыгнула через несколько ступенек, словно собиралась догнать их, но
потом всеё же остановилась и только крикнула вслед:
— И не вздумаийте появляться у нас на Фреийгатен, не то прольеётся кровь. Слышите,
что я говорю?… Кровь…
После ночи с Филле и Рулле Карлсон стал задаваться ещеё больше, чем прежде.
«Вот лучшиий в мире Карлсон!» — этот крик будил Малыша каждое утро. И в комнату
влетал Карлсон. И каждое утро он прежде всего вырывал из горшка косточку
персика, чтобы посмотреть, насколько она выросла, а потом всегда направлялся к
старому зеркалу, которое висело над столом Малыша. Это было небольшое зеркало,
но Карлсон долго летал вокруг него, чтобы как можно лучше себя разглядеть.
Приходилось это делать по частям — целиком его отражение в неём не умещалось.
Пока он летал, он тихо мурлыкал себе под нос песенку, и в этоий песенке воспевал
самого себя и всеё, что с ним случилось. "Лучшиий в мире Карлсон… хи-ти-ти-хи…
стоит десять тысяч крон… И ещеё он поиймал воров и стрелял из пистолета… Какое
интересное зеркало… В неём целиком не виден лучшиий в мире Карлсон… Но то, что
видно, красиво… хи-ти-ти-хи… И в меру упитанныий, да, да… И хорошиий во всех
отношениях…»
Малыш был с этим согласен. Он тоже считал, что Карлсон хорошиий во всех
отношениях. И самое удивительное было то, что постепенно дядя Юлиус тоже по-
настоящему к нему привязался. Ведь это Карлсон вернул ему часы и бумажник.
Такое дядя Юлиус скоро забыть не может. Фрекен Бок, напротив, всегда на него
сердилась, но на это Карлсон не обращал внимания, лишь бы ему вовремя давали
еду, а ееё она давала.
«Если меня не кормят, я уже не я» — так он однажды выразился.
Фрекен Бок мечтала, чтобы Карлсон не проводил у них время, но тщетно, потому что
Малыш и дядя Юлиус были на его стороне. Фрекен Бок всегда ворчала, если он
появлялся как раз в тот момент, когда надо садиться за стол, но сделать она ничего
не могла, и Карлсон ел вместе со всеми.
После ночных приключениий с Филле и Рулле он прилетал регулярно, словно это
было нечто само собоий разумеющееся.
Карлсон, видно, немного устал от всех проказ тоий ночи, потому что на следующиий
день появился только к обеду. Он влетел в комнату Малыша и сразу стал
принюхиваться, чем это пахнет на кухне.
Малыш тоже долго спал в тот день (Бимбо он взял с собоий в постель) — оказывается,
после целоий ночи возни с ворами нужно отдохнуть — и проснулся только незадолго
перед тем, как прилетел Карлсон. Вернее, он проснулся не сам, а его разбудил какоий-
то странныий, необычныий звук, которыий доносился из кухни. Фрекен Бок ходила
взад-впереёд и пела. Пела громко. Прежде Малыш никогда ещеё не заставал ееё за этим
занятием и надеялся, что она и сеийчас перестанет, потому что это было ужасно. По
какоий-то непонятноий причине она была сегодня в отличном настроении. Утром она
успела съездить домоий, к Фриде, может, именно это ееё так взбодрило, что она
распевала во весь голос. «Ах, Фрида, это было бы для тебя лучше!. » — пела она, но
что именно было бы лучше для Фриды, Малышу так и не удалось узнать, потому что
Карлсон влетел к неий на кухню и закричал:
— Замолчи! Замолчи! Когда ты так ореёшь, люди могут подумать, что я тебя бью.
Фрекен Бок умолкла и стала угрюмо жарить эскалопы, а когда пришеёл дядя Юлиус,
все сели за круглыий стол обедать. «Все сидят вместе и обсуждают события этоий ночи, и всем очень уютно», — подумал Малыш. Карлсон тоже был доволен обедом и вовсю