– Ты подумай, – напомнил о себе папа.

Я смотрела на прожорливых воробьев. Обдумывая перспективу слушать блеянье коз и собачий лай. Почему-то меня это не впечатлило.

– А почему ты все время говоришь только про себя? Где твоя семья? – мой интерес папе не понравился.

Он смутился и крепко задумался. Решал, как бы половчее наврать.

– У нас временные разногласия. Она сейчас у мамы живет. С деньгами настолько плохо,… в общем, у меня серьезные проблемы. Финансовые. Настолько серьезные, что я теперь не смогу тебе помогать деньгами.

Это была угроза. На грани шантажа. Но неубедительная.

– Ничего страшного. Я могу работать пойти. Сейлзменшей, менеджером по клирингу.

Папа слегка обалдел.

– Что? Ты ничего не путаешь?

– Наверняка путаю. Менеджером по клинингу. Клиринг вам это не клиниг, – мне уже казалось, что молоку давно пора подействовать, но папа пока еще не бегал кругами.

Обычно молоко минут за десять срабатывает.

– Для устройства на работу нужен паспорт, – скорбно напомнил папа.

– Говно вопрос. Он у меня есть? Или ты уже успел его свистнуть?

– Ну что ты, доченька, – подло ухмыляясь, ответил он, но тут молоко решило свои проблемы и собралось прогуляться.

Я вообще-то добрая. Жалостливая такая. Но что-то в последнее время лимит сердобольности исчерпался. Надо было бы проникнуться пониманием и отпустить предка спасаться от молочной напасти. Ближайший сортир был рядом – в кафе прямо у нас за спиной. Но я удерживала отца разговором. Чувствуя себя садисткой.

– Давай, папа, поговорим серьезно. Мне столько тебе нужно рассказать. Я расскажу тебе, как ты ушел от нас к другой женщине. Как мама благородно отдала тебе квартиру, полученную от свой тети. Как ты устроил на меня охоту и насрал мне везде, где смог.

При слове «насрал» папа оживился, проворно подскочил на месте и рысцой потрусил к пешеходному переходу. Так и есть – не в курсе он, что спасение было совсем ряжом. Мне оставалось решить, дожидаться его или все-таки пойти к Вове и увидеть Панка.

Подумав, я осталась. Хотя мне вдруг стало очень тревожно. Но вовсе не из-за папы. Такая тяжесть на душе возникла – как холодный мокрый камень. Черный. Однозначно черный.

– Ты еще здесь? – бледнолицый и взопревший папа смотрел на меня сверху вниз.

Он как на молоко на меня смотрел.

– Давай договоримся сразу и окончательно. Я никуда из своего дома не уеду. Не хочу и не буду. И запомни – я не одна теперь, у меня есть защитники.

Надеюсь, что мои слова прозвучали убедительно, но папа даже не дослушал. Он вообще стал какой-то рассеянный. Я решила, что у него продолжает болеть живот. Поэтому удивилась, когда он, забыв о моем существовании, зашагал к входу в метро, а не к туалету. Сутулая спина, отмашка правой рукой, ускоряющийся шаг, папа выглядел как зомби, который получил приказ.

Ожил мобильник.

– Приветик, лапа моя, – это Санечка.

Та самая, с которой мы в последний раз виделись на пляже.

– Гипс сняли? – машинально спросила я, наблюдая, как папа исчез в здании метро.

– А то! Теперь массажи, гимнастики, руку разрабатываю. Ты Шурика давно видела?

Что ей ответить? Рассказать правду? Она прозвучит странно и запутано. Пришлось ограничиться неопределенным ответом.

– Недавно, а что?

– Да я его никак поймать не могу. Он телефон отключил, дрянь этакая. Прикинь, он мне денег должен и скрывается.

– Если увижу, я ему скажу, что ты его ищешь.

– Не стоит. Он и так знает. Главное, что его пока никто другой не убил. Я хочу сама его придушить. Хотя, у тебя тоже есть причина его ненавидеть.

– Какая? – тут я действительно удивилась.

– Не прикидывайся. Все ты знаешь. Он против тебя народ настраивает. Херню какую-то несет. Ему мало кто верит, но ты знаешь, как все любят слушать гадости.

– Да плевать я на него хотела, вот еще – больно надо убивать всяких пронырливых жуликов.

Санечка высказала все, что думает про Шурика, но ничего нового я от нее не узнала. Да – он жучара, подлый, мерзкий тип, маму родную продаст и купит, а потом снова продаст подороже. В какой-то момент мозг перестал концентрироваться на звуках Санечкиного голоса, я вяло рассматривала прохожих, на миг мне показалось, что мелькнул Панк, сердце радостно екнуло, но нет, это был не он.

Купила мороженое и побрела домой. В переулке стоял Гриша. Скукоженный, как потная мышь с портфелем. Я заранее придумывала ответ на его пророческие запугивания, но он промолчал. Мне показалось – они ничего вокруг себя не видел. Просто стоял, ушедший в себя.