Я раз пять ему повторила. Слова звучали бессмысленно и глупо. Панк хотел меня порадовать. Не сказал чем именно. Он был счастливый. Он сиял. И смотрел на меня так, что дух захватывало. Ведь перед этим мы были близки, ближе не бывает.

– Слушай меня внимательно. Я сейчас снова уйду. И позвоню, а ты только мне откроешь, ладно? – голос Вовы прозвучал шершаво.

– А если Панк вернется?

Вова встал. Огромный как медведь гризли, но не такой опасный и без запаха зверя.

– Ладно. Если это будет он – откроешь. А теперь садись у окна и жди. Это самое умное, что ты сейчас можешь сделать.

Я бы не поверила, если бы мне кто-то сказал, что можно просидеть на подоконнике столько времени, но я вытерпела до позднего вечера. Курилось хорошо. Думалось плохо. Обрывки воспоминаний. В основном – прошлая ночь до утра. Как он меня называл. Совершенно особенным голосом.

Надо же – уже снова вечер. А ко мне никто не пришел. И вообще наш двор словно вымер. Наверное, все за городом. Никому не охота в городе чахнуть.

У меня затекли ноги – даже стоять не получалось. Держась за край подоконника, я терпела боль в мышцах, стараясь не упасть. А вот не буду стараться, упаду, ударюсь челюстью об подоконник, выбью себе зубы и откушу язык.

Позвонила Санечка.

– Ура! Есть в мире справедливость!

Какой ужас – мне придется ей ответить.

– Шурик вернул тебе долг? – предположила я, буквально трясясь от ее радостного тона.

Как он меня бесил.

– Неа. Все гораздо круче! Он в больничке! Прикинь – ногу сломал! Добегался!

И почему меня это не удивило? Два разрозненных обрывка историй связались в единое целое.

– А как он ее сломал?

– Мощно! Фигак-хрусть-пополам! В капкан попал! Представляешь? К нему даже журналисты приходили. Мы тоже его навестили. Думали – врет. А он не врет. Говорит, бежал по делам, решил путь сократить и около помойки влетел прямо в эту фигню. Что деется! В городе и капкан. Ты понимаешь?

Еще как понимаю. Эта сволочь побоялась сказать журналистам правду. Да и кому она нужна – его правда? Гораздо забавнее – беспризорный капкан в городе. На сенсации не потянет, но все-таки новость. Если по телеку покажут – начнутся подражатели и мы будем ходить по Питеру, постоянно смотря под ноги.

С трудом выслушав радостные вопли Санечки, я тут же забыла весь разговор.

Мне требовалось придумать разумное объяснение исчезновения Панка. Например, он полетел в Париж за круассанами. Или на Мадагаскар за лемурами. Или в Китай, чтоб порубить на мелкие кусочки всех работников меховых ферм. Нет – он нашел длинную лестницу и полез доставать для меня голую довольную луну.

Но, скорее всего, он пошел покупать мне цветы, или пирожные. Пока шел, одумался и решил, что не стоит связываться с проблематичными малолетками вроде меня. Решил, что секс уже был, а теперь самое время делать ноги. Шел себе и думал – что это я вынудила его побриться, что я не та женщина, о которой он мечтал. Неопытная. Робкая. Не та.

Я много чего успела передумать, пока сумерки не съели все цвета и не сделали наш двор черно-белым. Тогда я увидела Вову. Черный неподвижный силуэт. Как памятник на надгробии.

Вова неуверенно сделал первый шаг и почему-то я сразу начала плакать. Он шел как приговор.

Сделав несколько шагов в направлении моей парадной, Вова вдруг остановился, постоял, глядя себе под ноги, сплюнул, вдруг развернулся и ушел к себе.

Я видела, как у него свет в окнах загорелся. И совсем потеряла голову. Схватила телефон. Набрала номер. Передумала – ведь он явно не хочет со мной разговаривать. Надо подождать немного. Бросила трубку.

Моего терпения хватило всего на полторы минуты. Снова позвонила. Длинные гудки. Понятно. Абонент не желает с вами разговаривать. Еще одна попытка.

– Что? – вопрос на грани ненависти.

– Не что, а где, – рык зверя, Вова даже скрипел зубами.

Ни слова больше – отключился.

В полной растерянности я стола, не зная, что делать. Он ушел искать Панка, он трезвый, он знает, что я волнуюсь, но у него для меня нашелся только один ответ «где».

Пойти к Вове? Выйти во двор и встать под его окнами? Плевать на его запреты! Раз он не хочет со мной разговаривать, я имею право уйти и самой поискать Панка.

Сполоснула лицо. Зачем-то прополоскала рот. Намочила руки – вытерла их об волосы. Фиг с ним – с Вовой. Мне не привыкать одной по городу гулять. Буду кружить по нашему району. Когда ходишь – ожидание быстрее тянется.

Звонок в дверь. Тишины как не бывало. Уронив флакон шампуня, потеряв тапочки, свалив зонтик, я неслась к двери.

– Это я, открывай, – Вова пришел сам, и я его не узнала.

Чужое, бледное лицо. Сжатые кулаки. Я решила, что он меня ударить хочет, но он просто врезал по подоконнику. И выругался. Много страшных слов, свитых в тугой жгут ненависти и отчаянья.

Нужно было ждать, пока он сам не расскажет все, что узнал.

– Вот. Это у него в руке было.

Новая листовка. Мое фото. Портрет. Мой адрес. И надпись «отсосу любому за двести рублей». Ей богу, так и было написано.