–  Разрешите представиться: Пётр, сын Савватия, я служу по ведомству комита экскувитов. Слышал ваши речи на теософские темы и тогда обратил внимание.

Девушка взглянула на него живо, с некоторой долей кокетства, и в глазах цвета морской волны засверкали искорки. Но улыбка оказалась малообаятельна: тёмный, росший как-то криво верхний зуб-резец придавал её лицу некое зловещее выражение.

–  Я на вас тогда обратила внимание тоже, - честно призналась александрийка.
– Почему вы по ходу спора были в стороне и не поддержали меня? Может, побоялись?

Он ответил прямо:

–  Нет, чего бояться? Просто я не монофисит.

–  Значит, ортодокс.

–  Если вам угодно. Но скорее разделяю ваш первый тезис: все мы православные, и нюансы веры не должны нас разъединять.
– Помолчал и добавил: - Больше того скажу: все мы христиане и на этой почве не имеем права не объединиться с римским епископом. Римский епископ нам отец. И когда-нибудь станет нашим единым Папой. Папой всех - христиан бывшей и будущей Римской империи - от Индийского океана на востоке до Столбов Геркулеса на западе.

Хмыкнув, собеседница подпустила шпильку:

–  О, да вы, сударь, фантазёр!

–  Вы считаете?

–  Прежней империи больше нет. И, боюсь, никогда не будет.

–  Будет, будет, - он взмахнул сжатым кулаком.
– Просто должен явиться новый император, сильный, волевой, истинный помазанник Божий.

Ни основе христианства, на основе единой Церкви он сплотит все народы Рима.

–  Где же этот сверхчеловек?

–  Рано или поздно возникнет.

Вместе вышли из книжной лавки. Юноша сказал:

–  Я вот вам представился, не хотите представиться и вы?

–  Почему бы нет? С вашего позволения - Феодора.

–  О, у вас соответствующее имя - «Богом данная». Что за свиток приобрели?

–  Это сочинение Гайна, тоже александрийца - очень интересный теософ. Не читали?

–  Отчего же, знаком. Больно агрессивен.

–  Да уж, чересчур. Мой учитель Севир мне ближе.

–  Значит, вы из Александрии…

–  Не совсем… - Девушка помедлила.
– Родом из Антиохии сирийской. Мой отец - с Крита, мама - из Антиохии. А когда мне было около пяти лет от роду, вместе с родителями и сёстрами перебрались в Византий.

–  Кто же ваш отец?

Феодора потупилась. Посмотрела на него как-то нерешительно:

А смеяться не станете?

–  Отчего я должен смеяться?

–  Люди мы не знатные, не аристократы…

–  Да и я родом из дакийской деревни.

–  Честно?

–  Честно.

Вдохновившись подобным откровением, новая знакомая сообщила:

–  Папа был смотрителем зверинца при ипподроме.

Пётр оценил:

–  Неплохая должность.

–  И довольно хлебная. Не такая, правда, как, допустим, у возничего на бегах, но мы жили сытно. К сожалению, длилось это мало.

–  Почему?

–  Папа простудился и умер. Мать сошлась с папиным помощником - думала, ему отдадут отцовское место. Но смотрителем сделали другого. Новый мамин муж оказался пьяницей, а когда напивался, бил её и нас - трёх девчонок. Старшей было девять, младшей - пять, а мне - семь.

Юноша спросил:

–  А потом?

Но она, явно пожалев, что ударилась в воспоминания, не хотела продолжать свой рассказ; рассмеявшись и тряхнув головой, отчего из-под накидки выбилась каштановая длинная прядь, отшутилась:

–  А потом - суп с котом! Главное, что меня наставили на путь истинный, я училась у владыки Севира и теперь продолжаю образование. А затем, возможно, уйду в монастырь.

–  В монастырь? Зачем?

–  Чтобы отмолить все грехи.

–  Чьи, свои?

–  И свои, и чужие.

Он пробормотал:

–  Я вам не позволю постричься.

Феодора удивлённо подняла брови:

–  Не позволите? Это как понять?

Проглотив комок, Пётр произнёс:

–  Я женюсь на вас.

Искры так и брызнули у неё из глаз:

–  Женитесь? Забавно. Вы совсем же меня не знаете.

–  Ну, ещё узнаю. Я не говорю, что сделаю это завтра. В принципе - женюсь.

–  Хорошо, посмотрим.

Вместе они дошли до храма Пантократора на Платее, говоря о каких-то пустяках - птичках, солнышке, предстоящих бегах на ипподроме, кулинарных вкусах. Девушка сказала, что любит сладкое, но старается есть его поменьше, чтобы не толстеть.