Поприветствовал араба, протянув ему ладонь - мягкую, холеную, пригласил прилечь за соседний столик, равнодушно задал вопрос, хорошо ли доплыл, и, не выслушав до конца, начал жаловаться на жизнь:

–  Новый император больно уж шустёр. Прямо не человек, а фонтан какой-то, так и брызжет свежими идеями, из которых многие не на пользу людям. Отказался передать все монетные, оружейные, ткацкие и красильные мастерские в частные руки. Поручил их комиту священных щедрот, чтобы тот вытрясал налоги с глав мастерских - прокураторов. Сделал прокураторами собственных любимчиков. Те ведут себя вызывающе, главы корпораций в панике, не справляются с новыми поборами. А пожаловаться некому - потому что эпарх тоже человек императора и бросает в тюрьму за малейшее подозрение о крамоле.

–  Да, серьёзно, - согласился поэт.

–  Что ты, не то слово! За провинности карают безжалостно. Но, с другой стороны, за хорошую взятку можно и отвертеться. Деньги решают всё. И народ пока в некоем изумлении, выжидает, чтобы уразуметь, как же приспособиться к этим порядкам. Ну, и мы вынуждены тоже… - Он вздохнул.
– Проморгали десять лет назад: надо было вместо Юстина сделать императором моего Ипатия. Он, конечно, болван, каких мало, но зато управляем и предсказуем. А с Юстинианом мы ещё поплачем кровавыми слезами!
– Вспомнил о приезжем, начал угощать: - Кушай, кушай, выплеснул на тебя наболевшее, а тебе до наших проблем дела нет.

Начиная трапезу, Имр ответил:

–  Почему же, дело как раз есть.
– И поведал о своих планах возвращения себе трона.
– Как ты думаешь, есть у меня шансы получить поддержку у василевса?

Пров слегка помедлил, углубившись в себя, а потом почесал пальцем бритый подбородок:

–  Кто его знает, этого василевса чёртова… Может, есть, а может, и нет. Попытай счастья. Или покори сердце василисы.

–  Василисы?
– удивился ул-Кайс, сделав вид, что такой вариант раньше не приходил ему в голову.
– Но тогда василевс меня убьёт.

–  Не убьёт, не бойся. Он настолько любит свою супругу, что всецело ей доверяет. «Жена Цезаря вне подозрений!» Пляшет под её дудку. Терпит то, что в вере она не ортодокс.

Посетитель философски заметил:

–  Я считаю тоже, что любить жену надо за её прекрасное тело, а не за поверья.

Вечер скоротали неплохо. Взяв кифару, гость исполнил хозяину несколько поэм на арабском. Тот внимал, смежив веки, и, казалось, спал, но по окончании резво открыл глаза и проговорил вполне искренне:

–  Слов не понимаю, но мелодика и ритмика завораживают. Необыкновенно красиво!

В общем, подружились как следует, и сенатор обещал новому знакомому своё покровительство. На другой день познакомил с евнухом Нарсесом, набирающим влияние при дворе. Он был армянин, а по взглядам монофисит, чем и заслужил благосклонность Феодоры, а, с другой стороны, показал себя отважным военным и умелым переговорщиком, принимая участие в кампании против персов, и ему симпатизировал Юстиниан, сделав правой рукой препозита священной спальни. В этой должности, будучи скопцом, мог бывать беспрепятственно как в покоях императора, так и в гинекее - женской половине дворца, у императрицы. Принял Имра тепло, взял за обе ладони и легко пожал. У Нарсеса чудным пламенем горели глаза, карие, большие, умные, с длинными ресницами под густыми бровями; небольшой нос горбинкой придавал лицу выражение неприступности, но улыбка тонких губ отличалась радушием; звонкий немужской голос и отсутствие волос на щеках говорили о его физическом недостатке (в Византии было принято оскоплять незаконнорождённых мальчиков, чтобы те впоследствии не могли претендовать на законное наследство именитых родителей). Выслушав приезжего, царедворец поведал:

–  Не уверен, что автократор сможет вам помочь в ближайшее время. На счёту каждый медный фолл, вся казна уходит на реформы его величества, а поддерживать вас - значит отвлекать средства.

–  Понимаю, - согласился ул-Кайс.
– Но, возможно, получу покровительство от её величества?

Армянин озадаченно посмотрел на араба:

–  Почему вы решили? Вы знакомы с ней?

–  К сожалению, нет. Но надеюсь познакомиться с вашей помощью. Окажите милость: передайте царице, что привёз привет из Пентаполиса от её внука Анастасия.

Евнух изумился ещё больше:

–  У её величества - внук?! Я не знал об этом.

–  Тем не менее так оно и есть. Сыну Иоанну тридцать два, внуку Анастасию семь. Замечательный мальчик, резвый, шаловливый. Любит петь и знает много стихов.

Собеседник продолжал осмысливать сказанную новость:

–  Взрослый сын и внук! Кто бы мог подумать… Впрочем, ничего странного: ей под пятьдесят, а её жизнь до замужества мало кому известна… Интересно, знает ли о внуке монарх? Очень интересно!
– Поднял на поэта выразительные глаза.
– Безусловно, её величество пожелает с вами увидеться. Я советовал бы одно: никому не болтать о пентаполисских родственниках августейшей особы. Может быть, она не хочет огласки, и тогда придётся избавляться от ненужных свидетельств…

Имра передёрнуло:

–  Не прикажет ли её императорское величество и меня прикончить за привет от внука?

–  Не исключено.
– Тот, откинувшись, рассмеялся: - Ладно, не тревожьтесь, я надеюсь, что не прикажет. Но на всякий случай проявите в беседах сдержанность. Пров, конечно, в курсе?

–  Ни одна живая душа в Константинополе, кроме вас, не догадывается об этом.

–  Превосходно. Вы предусмотрительный человек. Я сегодня же доложу василисе о полученных сведениях и затем сообщу вам о времени аудиенции.