Шрифт:
– Уезжаете, ваша милость?
– удивлённо произнёс секретарь.
Тот отвёл глаза:
– Вынужден уехать. Ты же понимаешь.
– Что сказать киру Оригену, если вдруг появится?
– Что-нибудь наври.
– А сиятельным братьям вашим?
– Ну, не знаю, не знаю, сам придумай! Мне теперь не до них.
– Вы поедете в гавань Феодосия?
– Так тебе возьму и скажу! Не твоя печаль.
– Неужели меня боитесь?
– Никого не боюсь, кроме Бога. Он, как видно, спасает Юстиниана.
Провожая хозяина, евнух размышлял, как ему теперь действовать самому. Тоже убежать? Или безбоязненно присоединиться к восставшим? Или, наоборот, проявить лояльность к действующей власти? Скажем, донести ей на Прова? Ничего не выбрав, он остался в особняке и, наверное, сделал правильно, потому что судьба сама за него решила: во второй половине дня появился Василид с десятью гвардейцами и потребовал выдачи сенатора. Побледневший Ефрем ответил:
– Кира Прова нет, два часа назад укатили.
– Укатил? Почему укатил? Разве ты не передал ему мой приказ оставаться на месте?
– Передал, конечно. Это их и напугало больше всего. Вмиг засобирались и сгинули.
– А куда направился?
– Мне не доложили.
– Врёшь, поди.
– Христом Богом клянусь! Я ещё спросил: «В гавань Феодосия?» А они как рявкнут: «Не твоя печаль!» Очень беспокоятся за свою шкуру.
– Вот проклятье!
– и патрикий даже топнул ногой от негодования.
– Хорошо, Ефрем, ты скажи мне тогда такое: что, Ипатий с Помпеем тоже причастны к этой истории с оружием?
У того вполне достоверно вытянулось лицо:
– Совершенно не знаю, ваша милость. Я не посвящён.
– Братья тесно общались с Провом?
– Нет, в последнее время реже.
– Кто бывал из сенаторов чаще остальных?
– Не припомню даже.
– Все-таки попробуй. Если не желаешь болтаться на виселице.
Секретарь смутился, опустил глаза, через силу пролепетал:
– Чаще остальных… тут бывали… кир Ориген…
– Очень интересно! Кто ещё?
– Больше никого не припомню.
– Напрягись, пожалуй.
– Только он один из сенаторов.
Василид удовлетворённо кивнул:
– Ладно, не потей. Этого достаточно.
– Быстро развернулся и вышел.
А скопец остался стоять, так и не поняв до конца, поступил ли он правильно, выдав Оригена, или недостойно.
Ночь и утро прошли тревожно. Новый градоначальник Трифон - вместо смещённого Евдемона - безуспешно пытался сплотить гвардию эпарха, так как его солдаты выходили из подчинения: либо просто отказывались сражаться с толпой, либо переходили на сторону недовольных. Государственная машина буксовала и рушилась.
Василид поехал задерживать Оригена, но в особняке нашёл только слуг, объяснивших, что хозяева уехали в Халкидон накануне вечером. Между тем Ориген оставался в городе: вместе с некоторыми соратниками заседал в заброшенном доме возле Перивлепты, строя планы захвата Еленианы. Весь вопрос упирался в оружие - у восставших его явно не хватало. Но сенатор надеялся на корабль Прова, не имея сведений об аресте судна. Разгорелись споры о будущем императоре. Кто-то предлагал Прова, кто-то Ипатия, кто-то Помпея. Ориген склонялся к кандидатуре первого: старший из племянников Анастасия - самый волевой и самый практичный; если окружит себя верными людьми, сможет управлять эффективно, отменив реформы Юстиниана, возвратив всё на круги своя. Многие сочли такие доводы разумными.
Утром скачек не было: власти чистили ипподром, убирали трупы, подновляли трибуны, искорёженные огнём. Конные разъезды, остававшиеся в подчинении у Трифона, караулили Месу, но не целиком, а лишь два квартала, примыкавшие к центру. Именно на этом крошечном пространстве сохранялась ещё фактически власть императора; в остальной части города царствовали хаос и грабежи.
Бунтари с криками: «К оружию! Прова - василевсом ромеев!» - устремились к его дому. Но, понятное дело, ничего и никого не нашли и остервенело подожгли особняк. Сгрудившись, смотрели, как огонь пожирает стены и крышу. Насладились видом рухнувшего здания и спалили ещё несколько домов. Кто-то предложил захватить дворец Елены, и толпа побежала по улочкам Елеферия, но, увидев, что вокруг дворца выстроена гвардия сенатора Мунда, быстро угомонилась. Ориген сообразил, что без Прова и его оружия наступления не получится, и воззвал к наёмным солдатам, призывая их брататься с восставшими. Но гепиды, составлявшие большинство войска Мунда, плохо понимали по-гречески и брататься не собирались; более того - стали размахивать мечами, явно угрожая самому Оригену. Он осёкся и отступил.
Разгромив пару кабачков, димы напились, и финалом этого дня сделался пожар в банях Александра, где нетрезвые бунтари учинили оргию с местными гетерами.
В то же время в императорском дворце Велисарий и Юстиниан делали попытки выправить положение - разослали гонцов в близлежащие города (Регию, Калаврию и Агиру), стягивая в Константинополь верные полки. Кстати, двое из этих гонцов были пасынки Лиса - Феодосий и Фотий. Оба юноши сильно возмужали за последние годы - превратились в красивых крепких мужчин; тот и другой носили небольшие бородки, одевались со вкусом и любили удалые пирушки, где бесстыжие девушки выполняли все их заветные желания. А любовная связь Феодосия с Антониной то возобновлялась, то прерывалась - всё зависело от возможности встретиться тайно от хозяина дома, слуг, рабов, а такие случаи выпадали нечасто.