Шрифт:
Теодат поёжился, словно бы замёрз в своей королевской мантии, и ответил тихо, что не воин, а философ и сражаться с Юстинианом не хочет; что согласен на все условия, кроме одного. Теодат заявил, что не отпустит Амаласунту, ибо это страшная змея, всех опять поссорит и запутает дело; пусть пока сидит в замке, а уж время рассудит их.
Пётр спросил:
– Но, по крайней мере, ваше величество гарантирует, что её не убьют?
Оживившись, племянник Теодориха закивал:
– Безусловно, так. Ни один волосок не упадёт с головы принцессы, будь она неладна, Господи, прости!
– Надо зафиксировать это письменно.
– Хоть сейчас готов.
После Равенны представитель Юстиниана побывал в Риме и официально пригласил Папу Агапита посетить Византий. Тот с готовностью согласился.
Словом, через месяц благодушный Патрикий вместе с Папой и подписанным договором отбыл восвояси.
Между тем партия противников подчинения Италии императору (а число таких людей среди готов было велико) предъявила королю ультиматум: или он порывает с Константинополем, или освобождает трон. Испугавшись, Теодат быстро сдался и отрёкся от составленных с Петром документов. В ту же ночь наёмные убийцы ворвались в королевский замок, где сидела Амаласунта, и зарезали её.
Что ж, теперь война стала неминуема.
И реакция ромейского самодержца не заставила себя ждать. Первым делом Юстиниан отдал распоряжение Мунду, находившемуся с войсками в Далмации (современные Словения и Хорватия), перейти в наступление, чтобы захватить итальянский север. Параллельно заключил договор с королём франков о союзе и нейтралитете при войне с готами; франки (галлы), получив богатые подношения, обещали не вмешиваться. Наконец, снарядил армию и флот, во главе которых поставил Велисария. Цель была такая - высадиться на Сицилии, захватить остров, а затем юг Италии. Мунду с Велисарием двигаться навстречу друг другу, выкинуть Теодата из Равенны, оккупировать Рим и провозгласить на всём Апеннинском полуострове власть Романии. Операция началась в июне 535 года.
К этому времени Фотий, побывавший в Египте с тайным поручением от императрицы, вместе с матерью отправился во дворец Вуколеон и предстал пред государыней. Та сидела на троне в пышных одеждах, золотой диадеме в волосах, от которой, словно струи дождя, вниз бежали ниточки жемчуга. Говорила Феодора спокойно, словно речь шла вовсе не о близких ей людях. Подняла посетителей с колен, разрешила стоять напротив и спросила бесцветным голосом:
– Ты давно прибыл из Пентаполиса?
– Накануне вечером, - снова поклонился молодой человек.
– У него хорошие новости, ваше величество, - не смогла сдержаться и вклинилась Антонина.
– Подожди, не перебивай, - укорила её царица.
– Оказался ли ты в доме Гекебола?
– Да, легко.
– Видел ли его самого?
– Нет, увы, Гекебол отдал Богу душу позапрошлым летом.
Феодора перекрестилась:
– Царствие небесное!… Жив ли сын его?
– Слава Господу, заправляет всеми делами покойного батюшки.
– Как он выглядит?
– Симпатичный мужчина средних лет, может быть, излишне упитанный, а глаза зелёные, как у той, что его наградила жизнью.
Государыня взмахнула рукой:
– Без имён, без имён, любезный!
– Понимаю, ваше величество, и не уточняю.
– Он по-прежнему женат?
– Да, имеет тринадцатилетнего сына Анастасия.
– Вы общались?
– Я назвался купцом из Константинополя, и меня приняли радушно. Иоанн показал дворец, залу для приёмов и библиотеку, где как раз в это время педагог занимался с мальчиком. И меня представили.
– Опиши его.
– Смуглый, тёмноволосый и глаза карие. Тонкое лицо. Вместо буквы «р» произносит «г».
– Но вообще смышлён?
– Да, по просьбе отца прочитал стишок Григория Назианзина [26] , очень выразительно.
– Говорит по-гречески чисто?
– С чуть заметным александрийским акцентом.
– Это ничего.
– Василиса помолчала.
– Был ли разговор с Иоанном… о его происхождении?
Улыбнувшись, Фотий ответил:
26
Григорий Назианзин (Григорий Богослов) (ок. 329-390) - византийский писатель, богослов, поэт. Автор философско-полемических трактатов по догматике и так называемого шестоднева (описания-толкования библейских историй о создании Богом мира), поэм «О моей жизни», «О моей судьбе», «О страданиях моей души». Ему приписывается драматическое сочинение «Христос-страстотерпец». Григорий Назианзин назывался в числе знаменитых учителей христианства.
– Я пытался выяснить, что он знает об этом, и пришёл к убеждению, что, скорее всего, знает правду, так как всячески избегал касаться скользкой темы.
Феодора не смогла скрыть волнения:
– Уж не собирается ли ехать в столицу? Чтобы шантажировать… высокопоставленных родичей?
– Нет, сказал, что в ближайшее время у него на уме только выправление дел в многочисленных хозяйствах отца. Вот когда Анастасий вырастет, может, и отдаст его на учёбу в Октагон. Но не раньше.