Антонина вновь позволила себе высказаться:

–  Опасаться нечего, ваше величество: по рассказам Фотия, Иоанн боится Константинополя больше, чем мы Иоанна.

Феодора нахмурилась:

–  Тут никто никого не боится, заруби себе это на носу. Что ты позволяешь себе? Забываешь, детка, перед кем стоишь?

У жены Велисария начала вздрагивать верхняя губа:

–  Ах, простите, ваше величество, если я превысила… меру допустимого…

–  Вот и смолкни.
– И опять обратилась к Фотию: - Ты уверен, что Иоанн не появится?

–  Я ему советовал. Может быть, излишне категорично, но хотел убедить как следует, чтоб не сомневался.

–  Что же ты сказал?

–  Что его вероятные попытки обнародовать родственные связи с сильными мира сего могут кончиться чрезвычайно прискорбно, создавая угрозу жизни и свободе. Как ему, так и его семье. Он перепугался и, по-моему, понял.

Государыня удовлетворённо кивнула:

–  Буду рада, если так получится. И ещё раз напоминаю: никому ни ползвука, ясно? Если я узнаю, что в народе или при дворе обсуждают тему… Иоанна и его матери… оба вы падёте первыми жертвами моего гнева.

Антонина затрепетала:

–  Что вы, что вы, ваше величество! Преданность моя и Фотия безграничны…

Василиса отцепила крупный драгоценный камень от одной из подвесок у себя на груди:

–  Подойди ко мне, мой бесценный друг. На, возьми награду за твою помощь в этом деле. Деньги за него выручишь отменные. Сможешь, я считаю, даже справить свадьбу.

Принимая подарок и целуя подол платья императрицы, молодой человек ответил:

–  Нет, пока жениться не собираюсь.

–  Отчего же так?

–  Предстоит поход против готов, и отец берет меня с собой.

–  Ну, а ты взял бы молодую жену. Велисарий же наверное возьмёт Антонину?

Но родительница Фотия возразила:

–  Нет, увы, я должна остаться в Константинополе. Снова жду ребёнка.

Феодора чуть её не спросила: «Интересно бы узнать, от кого?» - но при сыне сдержалась. Лишь взмахнула рукой, что обозначало: можете идти. Но когда они попятились к двери, бросила вдогонку:

–  А женить я тебя женю. Даже знаю, на ком: на единственной дочке Иоанна Каппадокийца - Евфимии.

Тот остановился и пробормотал потрясённо:

–  Но простите, ваше величество, ей ведь лет пятнадцать, не больше?

Государыня пожала плечами:

–  Ну и что с того? Между прочим, по нашим законам, брачный возраст девочки наступает в двенадцать, мальчика - в четырнадцать лет. Это раз. Я хочу иметь своего человека в доме Иоанна, чтоб держать его под контролем, - два. И, в конце концов, просто сделать тебе приятное. Фимка не дурнушка, а скорее хорошенькая. И к тому же - самая богатая невеста империи.

Он стоял и хлопал ресницами. Нино прошипела, подтолкнув его в бок:

–  На колени, дурень. И благодари.

Молодой человек, очнувшись, повиновался.

А потом, выйдя из покоев, крякнул:

–  Привалило «счастье», ничего не скажешь!

–  Чем ты не доволен?
– удивилась мать.
– Партия отличная.

–  Просто неожиданно очень. Холостой, холостой - и вдруг женатый.

Сборы ка войну оттеснили на задний план мысли о задуманном браке. Велисарий следил за формированием войск - общей численностью более семи тысяч, - подготовкой конницы и вооружения. Из его ближайшего окружения ехали: Ильдигер, Прокопий и Фотий. Феодосий оставался с беременной Антониной - по её просьбе. Муж вначале напрягся, не хотел уступать, но она устроила настоящую истерику, плакала, кричала: «Ты не смеешь подозревать, что тебе не верна! Это гадко, подло! Я ношу под сердцем твоего второго ребёнка. И в ответ вместо благодарности получаю такой удар!» Тот просил жену успокоиться, чувствовал себя негодяем и молил о прощении. Разрешил приёмному сыну задержаться в Константинополе до родов, а затем приехать на театр военных действий вместе с Нино.

Накануне отплытия Иоанн Каппадокиец, поставлявший армии продукты, встретился во Влахернской гавани с Лисом и спросил его откровенно:

–  Что ты думаешь о затее императрицы - поженить наших отпрысков?

Полководец возвышался над ним на целую голову, был могуч и строен, а эпарх двора выглядел на его фоне некрасивым отъевшимся коротышкой, с оттопыренной нижней губой. Мало кому он внушал симпатию, в том числе и Лису. Тем не менее, стратиг произнёс:

–  Честно говоря, не в восторге - но не потому, что мы с тобой не друзья - это дело десятое, раз тебя уважает государь, значит, уважаем и мы, - а поскольку между молодыми людьми нет взаимной симпатии. Я сторонник браков по любви.

Иоанн презрительно надул щеки:

–  Скажешь тоже - браки по любви! По любви - любовницы, а не жены. В брак вступать надо по расчёту, чтобы было выгодно с точки зрения капитала и дальнейшего положения в обществе. По таким позициям лично у меня возражений нет. Но душа болит за другое - девочка моя слишком уж юна. Только в августе справит пятнадцатилетие. Совершенный ещё ребёнок, в куколки играет. А поди ж ты - сразу хозяйкой в доме! Да ещё и рожать… Ты не обижайся, но попробуем отложить? Хоть на годик-другой?…