–  Красота-то какая! Город как расцвёл!

Зять ответил:

–  Да, его величество никому не даёт жить спокойно, и везде жизнь бурлит. Так приятно ощущать себя частью этой кутерьмы!

–  «Кутерьмы»!
– усмехнулся командир.
– Это, брат, не кутерьма, а великое время. Время Юстиниана! Так в анналах и напишут историки - вроде нашего чудака Прокопия.

–  Хорошо, скажу по-иному: быть частицей эпохи Юстиниана - счастье.

–  Счастье и нелёгкое бремя. Чтобы соответствовать, надо самому становиться вровень.

Нарушая этикет, самодержец вышел навстречу Велисарию не в пурпурной, а серой тоге и без позументов, по-обыденному, без помпы. Не позволил пасть ниц, а приблизил к себе и обнял, по-христиански трижды расцеловал. Восхищённо отметил:

–  Загорел-то как! Прямо мавр.

Велисарий весело улыбнулся:

–  Так из солнечной Африки приплыли, а не из туманного Альбиона!

–  Африки, Африки, - промурлыкал царь и, довольный, прищурился, словно кот на завалинке.
– Африка теперь наша. И заслуга в этом твоя!

Лис почтительно поклонился:

–  Не моя, но наша.

–  Будет, будет скромничать. Именно твоя. Я уже отдал распоряжение, чтобы провести твой триумф по примеру римских императоров. Отчеканим памятную монету, где мы будем с тобой вдвоём, а по кругу надпись: «Велисарий - слава римлян». И назначу тебя следующим консулом.

Тот склонился ещё подобострастнее:

–  О, такая честь! Ваше величество, мне неловко, право…

Но монарх только отмахнулся:

–  Не лукавь, мой милый: почести по заслугам.

–  Я ведь не один победил - победила армия, командиры и воины.

–  Никого не обижу, всех вознагражу. Ну, пошли, пошли, выпьем за победу. Нынче по-простому, так, без церемоний, а уж в день триумфа - по этикету.

Возлежали в триклинии, а Юстиниан задавал множество вопросов и с охотой отвечал на вопросы Велисария: положение в империи в целом неплохое, персы со своим новым шахиншахом Хосровом сохраняют мир (Сите не приходится с ними воевать); кочевые арабы на юге представляют небольшую опасность - все они язычники, нет единой веры, значит, нет объединительной силы; и на севере ни авары, ни славяне, ни анты не беспокоят. Всё внимание теперь к западу. И особенно - к Апеннинам. Готы, захватившие Рим, на словах остаются вассалами императора, но на деле постепенно выходят из подчинения. Не исключена новая война.

–  А Церквям удалось договориться?
– спрашивал стратиг.

Самодержец отрицательно качал головой:

–  Патриарх Епифаний слышать не желает об объединении с монофиситами. Да и Папа Римский Агапит [21] со своей стороны лютует, не идёт ни на какие уступки. Мы-то с Феодорой видеть Папой хотели Вигилия [22] , но не получилось. Ничего, есть в запасе средства: пригласили Агапита посетить Константинополь, он приедет вскоре, тут-то на него и надавим…

–  Ой, на Папу?

–  Ну, подумаешь, Папа!
– дёрнул плечом монарх.
– Он судья Церкви, я же - судья и церковникам, и мирянам. Значит, выше. Цезарь и Папа в одном лице.

Велисарий внутренне поёжился от подобной самоуверенности, раньше не проявлявшейся с такой откровенностью, но решил воздержаться от комментариев. То, что Юстиниан говорил и действовал много жёстче и много решительней, за последние два года после «Ники», было очевидно. Царь почувствовал, что пора становиться автократором в полном смысле этого слова, полубогом, деспотом, для которого существует только собственное мнение. И от этого Лису делалось тревожно. Он ведь помнил, что во многом сам, своими руками сотворил Юстиниана - и возвёл на престол, и помог удержаться, и теперь множит его славу. Значит, и ответствен - перед совестью, перед Господом. А простит ли Бог Лису появление маленького тирана? И простит ли народ Романии?

Император взглянул внимательно:

–  Что задумался? Не готов завоёвывать Италию?

Полководец отогнал от себя неприятные мысли, улыбнулся широко, как обычно:

–  Так не завтра же, я надеюсь, ваше величество?

–  Я надеюсь тоже. Уповаю на благоразумие готов. Посылаю на днях в Равенну Петра Патрикия, чтобы он уладил наши разногласия. Если не удастся - вот тогда кампания.

–  Видно, через год…

–  Да, не раньше. Отдохнуть успеешь. Антонина как?

–  Слава Богу, не жалуюсь. А её величество в добром ли здравии?

–  Иногда хандрит, но по большей части пребывает в спокойствии. С нетерпением ждала возвращения младшей подруги.

–  Да, они похожи - Феодора и Антонина, - согласился Лис.

–  Обе шлюхи, каких свет не видывал!
– бросил тот и расхохотался. А потом, видя потрясённое лицо собеседника, даже подмигнул: - Мы-то жёнушек своих знаем, верно? Ну, шучу, шучу. Не сердись.
– Саркастично закончил: - Наши с тобой супруги - выше всех похвал и почти святые! Только крылышек за плечами не хватает. Да благослови их Господь!
– и перекрестился.