–  У тебя с Феодосием - всё? Или продолжается?

Та слегка поморщила носик:

–  Как сказать? По-разному. Я по большей части при муже - так что понимаешь, не до шалостей тут. Удалось побыть вместе раза три-четыре, не больше. Мальчик очень переживает.

–  Ну, а ты?

–  Я, конечно, тоже. Он такой… нежный, ласковый, деликатный, что ли… С ним себя ощущаю олимпийской богиней… и такие чувства испытываю, как ни с кем другим…

–  Да неужто с Велисарием хуже?

–  Он в любви мужлан. Ненасытен и груб. Словно зверь, навалится, выпучит глаза и рычит от страсти.

И насилует, насилует без конца - я уж успеваю раз десять побывать на вершине судорог, устаю от однообразных движений, вымокну до нитки, а супруг всё никак не может опустошиться, продолжает и продолжает - веришь ли, однажды около часа без перерыва дёргался. Я едва не потеряла сознание!

–  Ничего себе! Да об этом можно только мечтать!
– сладко улыбнулась императрица.

–  Нет, когда не часто - то ладно. Он же лезет каждое утро и каждый вечер. Иногда даже днём!

–  Уф, с ума сойти!

–  А зато Феодосий - весь такой душистый, шёлковый, и волосики на лобке прямо женские, мягкие, пушистые, потереться щекой и то приятно! И во всём тебе подчиняется, делает, как хочешь.

–  Фотий знает о ваших чувствах?

–  Думаю, что знает. Но относится сдержанно. И, конечно, мужу ничего не расскажет.

–  А рабы и слуги не выдадут?

–  Вряд ли: побоятся. Знают, что тогда им не жить. Я таких обид не прощаю.

–  Дело же не в них, а в тебе. Отомстить доносчикам отомстишь, а союз с Велисарием рухнет. Для чего тебе?

–  Разумеется, незачем. И тем более, Лиса я люблю. Пусть по-своему, по-особому, но люблю. Он отец моего третьего ребёнка. И вообще опора, эгида, источник благополучия. Феодосий же - просто развлечение, говорящая кукла, прихоть - и не более.

По ступенькам сошли в бассейн, окунулись в тёплую голубую воду, начали плескаться и нежиться. Продолжая беседу, Феодора сказала:

–  Я тебе завидую, Нино.

У подруги вытянулось лицо:

–  Господи, помилуй! Ты - мне?! Ты, императрица, повелительница страны, мне завидуешь? Быть того не может.

–  Может, может.
– Василиса вздохнула.
– Не в большом, конечно, а в малом. В частной жизни. Я себе позволить прихоть вроде твоего Феодосия не имею права. Да и мой в алькове - говоря по правде, не Велисарий!

Антонина посмотрела сочувственно:

–  Но зато остального в избытке - деньги, слава, власть. Пусть Юстиниан слабоват на ложе, но велик в другом! Он творит историю, вровень с Цезарем, Августом и Константином! Быть женой такого мужчины - счастье.

Та заметила философски:

–  Иногда мне кажется, что могла бы променять всё величие монаршего положения на простой домашний очаг, где отец семейства не заботится обо всём народе, а всего лишь о жене и о детях. Этого порой так мне не хватает! Интересно, жив ли мой единственный сын? Я бы очень хотела увидеть внука…

–  И за чем дело стало? Снаряди кого-нибудь с тайным поручением в Пентаполис. Пусть разведает и тебе доложит.

–  Ох, не знаю, не знаю, надо ли. Вдруг дойдёт до Юстиниана? Что тогда подумает? Пожелает ли принять внука при дворе?

–  Почему бы нет? Он ведь принимает участие в детях своей сестры и внучатых племянниках?

–  Это совсем другое. То - родные племянники, у меня же - потомки моей добрачной связи с Гекеболом. Надо понимать!

–  Ну, не привечай внука при дворе, помогай негласно.

–  Я подумаю… И вообще, если снаряжать человека в Египет, то настолько преданного, что не выдал бы меня государю даже в пыточной камере.

–  Уж само собой. Например, Фотий. На него можно положиться.

Феодора взглянула на неё с интересом:

–  Ты согласна попросить сына?

–  Совершенно без колебаний. Я и он с радостью готовы услужить вашему величеству.

–  В случае успеха я вознагражу его щедро!

–  Поплывёт и так - по моей просьбе, и желая сделать приятное василисе.

–  Значит, поговоришь?

–  Сразу, как увижу.

–  Хорошо, пусть отправится не позднее конца июня. Я поеду на несколько недель отдохнуть - тут недалеко, возле Халкидона, буду жить во дворце Герея, в Иероне. Приезжай туда с добрыми вестями.