Действительно, капитан выглядел, словно с глянцевой обложки журнала «Вермахт» и я чувствовал в нем своего конкурента при встрече с Анной. Все мои усилия придать себе точно такой же бравый вид потерпели фиаско. Я, глядя на себя в зеркало, был чрезвычайно неудовлетворен. Потертая шинель цвета фельдграу (серо-полевой) не имела той былой свежести, когда я получал её на складе. Тяжелые кованые солдатские сапоги дополняли и без того мой жалкий и убогий вид. В эту минуту я понял, что обязательно должен стать офицером, чтобы покорять женские сердца своей бравой статью.

Питер, глядя на меня, почувствовал тогда мое настроение и сказал:

— Тебе надо, Кристиан, поступить в офицерскую школу, чтобы иметь рост по службе. А так, так ты дальше унтер-офицера прыгнуть не сможешь, даже если будешь награжден тремя «Железными крестами». У тебя будет шанс сказать об этом фюреру, так ты, малыш, постарайся его не упустить!

— Я подумаю, — сказал я и неудовлетворенный своим видом вышел на улицу.

Крамер тут же последовал за мной, и мы направились в сторону вокзала. Движение в городе напоминало мне о Берлине. Грузовые машины, мотоциклы фельджандармерии, вооруженные пулеметами, сновали по улицам.

Весенняя грязь да почерневший от солнца и бомбардировок снег придавали нам слегка унылое настроение. В эту минуту город напоминал скорее муравейник, где каждый был занят своими делами и не обращал на нас никакого внимания. Я тогда еще не знал, что буквально через два квартала все мои приготовления к встрече с Анной будут сведены на нет, и внезапно возникшее желание стать офицером, так же внезапно растворится, словно утренний туман.

Добравшись до места, нам предстала ужасная картина. Ресторанчик нашей фронтовой мечты напоминал некое жалкое подобие свалки битого кирпича. Посреди разбитых взрывом стен зияла огромная черная воронка, слегка припорошенная снегом. На куске торчащей из стены арматуры висел красный кусок бархатной драпировки из уютных апартаментов Анны. Что-то тяжелое и неприятное коснулось меня лично, я впервые в один миг возненавидел всю эту войну.

«Боже, есть ли ты на свете? Почему, почему все это случилось? Почему погибают на этой войне самые лучшие, самые достойные люди, которые должны жить и должны своим присутствием вселять в чужие души любовь и надежду?» — подумал я, и слеза скатилась по моей щеке.

— Как ты сентиментален, малыш! — сказал Крамер. — Неужели тебе жаль эту маркитантку?

— Знаешь, Питер, а ведь она не была шлюхой. У неё была довольно чуткая и ранимая душа.

— Не хандри, малыш, может она не погибла, может во время воздушной тревоги спряталась в бомбоубежище? Надо спросить у жандарма.

Как раз в то время по улице прохаживался патруль полевой жандармерии ввиду близости комендатуры витебского гарнизона. Крамер двинулся им на встречу, а следом за ним и я. Отдав честь, капитан обратился к патрулю:

— Господин унтер-офицер! Я еще летом был в этом ресторанчике вместе вот с этим унтер-офицером. Это мой подчиненный. Здесь подавали свежее пиво и необычайно вкусные баварские колбаски. Я вижу, что теперь на этом месте только яма.

— Это война, господин капитан! Еще осенью во время массированной бомбардировки города большевики прямым попаданием развалили к черту этот балаган. Возможно, они метили в комендатуру, ну а попали сюда.

— А что, унтер-офицер, погибли все? — спросил я, сгорая от нетерпения.

— Да, да, тогда погибли все.

— А там еще была проститутка Анна? — спросил я, хоть на что-то надеясь.

— Нет, господин капитан, проститутка осталась жива, но вот только за несколько дней до бомбардировки, её арестовало гестапо. Я советую вам, господин капитан, и вам унтер-офицер не наводить про неё справок. Я буду вынужден доложить об этом факте коменданту. Она оказалась большевистским шпионом и диверсантом, её расстреляли во внутреннем дворе комендатуры.

— Не делайте поспешных выводов, унтер. Мой юный друг лишь хотел развлечься с ней, ведь это была его первая женщина. Он вышел из Великолукского кольца и боится, что на морозе застудил свою «гаубицу». Не правда ли, малыш? — сказал Крамер шутя.

Жандармы засмеялись от рассказа офицера, и дружески похлопали меня по плечу, подбадривая.

— Не переживайте, унтер-офицер, здесь в Витебске очень много таких балаганов и красивых проституток. У тебя еще будет шанс точно выстрелить из своего орудия.

— Хайль, господин унтер-офицер! — сказал Крамер, и отошел в сторону.

Он снял кожаные перчатки, и достал из серебряного портсигара две сигареты. Одну подал её мне и сразу же зажег зажигалку. Я закурил и словно побитая собака, взглянул на своего хозяина снизу вверх.

— Кристиан, слушай меня. Если ты хочешь попасть в лапы гестапо, а не фюреру на прием, то лучше помалкивай. Этим мясникам Гиммлера абсолютно все равно кого отправлять в Бухенвальд. Они не посмотрят, что ты представлен командующим 9 армии к награде.