потеряли след...

Очнулся я на третий день в своей постели. В комнате сидели эскимосы.

Повидимому, они были здесь уже давно, так как все были без кухлянок и обнажены до

пояса.

Заметив, что я пришел в сознание, охотники сгрудились около меня. Радость и

ласка разгладила их суровые лица. Они заговорили об охоте и стали высчитывать,

сколько надо заготовить мяса и жира, чтобы их хватило... на следующую зиму.

Появились женщины и ребятишки. Мальхлютай — восьмилетний сынишка Кивьяна —

притащил своего любимого [215] трехмесячного щенка и под одобрительный смех

присутствующих преподнес подарок, положив его прямо на мою грудь.

Через неделю на нескольких упряжках мы неслись на охоту на северную сторону

острова. Я все еще чувствовал слабость, но теперь уже не боялся остаться один, а

эскимосы со мной не боялись духа. Кризис миновал. Советское поселение на острове

начало укрепляться. Мой риск оправдался...

И теперь опять такие же боли. Нет, еще сильнее! Что же делать?..

— Ну, что же, надо итти! — промолвил я.

— Куда?

— До Северной Земли осталось километров сорок. Сегодня мы должны их

осилить... Дорога хорошая.

Журавлев помог мне обуться, поднял и вывел меня из палатки.

Сияло солнце. Арктика, как и накануне, была прекрасной, искрилась и радовалась

приближающейся весне. Далеко на северо-востоке рисовались берега Северной Земли.

Как всегда, они звали к себе.

Вновь, как за четыре года до этого, надо было рисковать. Мы должны были пойти

на риск, он оправдывался нашими задачами.

В пути

Начались сборы. Запрягли и моих собак, увязали воз.

Достали нашу походную аптечку. Она была небольшая. На случай ранений, травм

и переломов в ней было немного перевязочных материалов, иод,

кровоостанавливающая вата, набор хирургических игл с иглодержателем,

хирургический шелк, пинцет, скальпель и небольшое количество скобок Мишо. При

возможном заболевании снежной слепотой мы могли воспользоваться имевшимся

раствором кокаина и алюминиевым карандашом. Не были забыты и зубные капли.

Имелся хинин на случай приступов, возможно, привезенной с материка малярии. И,

конечно, танальбин с опием и английская соль.

Я и раньше время от времени испытывал короткие острые боли в области

поясницы, и единственным средством лечения был уротропин. Казалось, что он

помогает. Это лекарство тоже было включено в нашу аптечку.

Доктора, как уже известно, среди нас не было. Его обязанности, в случае

надобности, охотно выполнял один из нас, чтобы иногда выдать пирамидон от головной

боли, уротропин или растереть скипидаром спину, которую временами «ломило к

непогоде». [216]

Основным принципом лечения была строгая, почти гомеопатическая дозировка

пирамидона и уротропина. Этим мы отличались от всякого другого оказавшегося на

нашем месте дилетанта.

В этот день я впервые отступил от нашего принципа строгой дозировки и,

совершенно обезумев от боли, не замедлил в несколько приемов покончить с доброй

половиной лекарства.

Выступили мы только около полудня и все-таки дошли до Северной Земли,

проделав полные 40 километров. Память о них сохранится на всю жизнь!

Журавлев шел впереди. За ним следовала моя упряжка. Спальные мешки и

свободные меха превратили мои сани в мягкое ложе. Мне это мало помогало, хотя на

коротких остановках я и расхваливал свою постель, а также хорошую дорогу.

Ровная дорога, или даже «ровная, как стол», в нашем понимании означала только

то, что на пути не встречалось торосов. Невзломанный морской лед действительно

ровен, как стол. Но на нем лежит снег. А снежный покров в высоких широтах Арктики

зимой почти никогда не бывает ровным. Господствующие ветры покрывают его

сплошными бороздами и гребнями — так называемыми застругами. Особенно ярко это

заметно вблизи берегов. Поверхность снега здесь уже вскоре после начала зимы,

установления периода метелей и сильных морозов напоминает глубоко вспаханное