Начались зимние поездки. Столбик спирта в термометре чаще и чаще пробирался к 40.

Теперь мы сухой 25-градусный мороз воспринимали [208] уже как благодать, как ласку

Арктики. Это при штиле. Во время метелей — хуже: мы одинаково мерзли и при 25- и

при 35-градусных морозах. Взглянув на термометр, мы нередко мечтали, чтобы 40-

градусный мороз, но только без ветра, пришел на смену 20-градусному с метелью.

Повышенная влажность, туман и особенно ветер способствуют усиленной

теплоотдаче тела, делают более ощутительным мороз. Немалую роль играет и

длительность пребывания на морозе. Одно дело — пробыть на нем час или день и

вернуться в теплое помещение, и другое — переносить его в течение недель, изо дня в

день, из часа в час, и при этом спать на снегу, раздеваться и одеваться на холоде, только

два-три раза в сутки иметь возможность погреть у примуса руки при изготовлении

пищи.

Привыкнуть к сильному морозу нельзя. Можно только научиться стойко

переносить его, уметь сопротивляться, воспринимать его как нормальное, обязательное

и длительное, но все же преходящее явление. Часто это трудно, иногда мучительно, но

всегда, как и всякая борьба, это развивает волю, чувство сопротивления и сознание

собственной силы.

Иногда казалось, что мороз достиг мыслимого предела — замерзла земля, застыл

воздух, окоченело все живое. Но ты идешь и идешь вперед, все ближе к цели, и все

силы природы не в состоянии остановить тебя. И тогда из груди сам собой вырывается

возглас: «Ух, хорошо!»

Таких морозов мы теперь не увидим до следующей зимы. Однако одеты мы пока

что, как и прежде, по-зимнему. Поверх бумажного белья — меховые пыжиковые брюки

мехом внутрь; далее — фланелевая рубашка, толстый шерстяной свитер и меховая

рубашка, последняя — тоже внутрь мехом. Брюки и рубашки покрыты шелковой

прорезиненной материей, которая хорошо защищает от ветра и сырости. Верхней

одеждой Журавлеву служит длинная ненецкая малица, а у меня — эскимосская

кухлянка, доходящая до колен. На ногах у нас — шерстяные носки, меховые оленьи

чулки и пимы из оленьих лап, с подошвой из медвежьей шкуры и толстой, но мягкой

войлочной стелькой. Голову закрывает меховой капюшон, а на руках — рукавицы из

оленьих лап, мехом наружу.

Надо заметить, что обычно меньше всего мерзнет голова. В безветреную погоду

мы, как правило, ездим без капюшонов в самые сильные морозы. Руки чувствуют мороз

сильнее, но их легко отогреть, усилив кровообращение движением или просто растерев

снегом. Сильнее всего страдают ноги, и согреть их труднее, так как долго бежать за

собаками, особенно по рыхлому снегу, невозможно. На обувь и ее сохранность мы

больше всего обращаем внимания. Вообще одеты мы тепло. [209]

Перечень нашей одежды может даже создать впечатление, о громоздкости ее. Но

надо знать качество оленьего меха, из которого сшита наша одежда. Он легок, мягок и

совершенно не стесняет движений. О его теплоте и говорить нечего — более теплого

меха в мире не существует.

В оленьих мехах мы спасались от самых лютых морозов. А теперешние весенние

морозы совсем не страшны. Сегодня часть пути шел в одной рубашке. Только Журавлев

ехал в малице, но без пояса, как ездит в теплую погоду ненец.

Незаходящее яркое солнце, несмотря на сильный мороз, создает впечатление

весны.

В полночь оно приблизилось к горизонту, еще более покраснело и, не коснувшись

горизонта, начало снова подниматься.

Когда надо пойти на риск

Следующий день неожиданно оказался мрачным. И в первую очередь для меня.

Началось это утром. Проснувшись, я хотел быстро подняться, но со стоном повалился в

спальном мешке.

Попытка повернуться вызвала в пояснице такую резкую боль, от которой

захватило дыхание. Стараясь не шевелиться, я пытался угадать, что же со мной

случилось. Предположения были самые неутешительные. Мысль, помимо воли, унесла

меня на несколько лет назад...

Шла зима 1926 года. Советское поселение, только что созданное на необитаемом