работу, как и члены экспедиции, отправляющиеся в маршрут. Какое-либо

несчастье с вами будет непоправимым ударом по работам всей экспедиции.

Какой бы то ни было неоправданный риск своим здоровьем, и тем более

жизнью, должен быть совершенно исключен из ваших поступков. В период

вскрытия льдов (зная по личному опыту все опасности этого периода) я

категорически запрещаю вам морскую охоту или прогулку на лодке в

пловучих льдах.

Знал, что ваша жизнь в одиночестве не будет легкой, надеюсь, что все

трудности вы перенесете бодро и справитесь с ними, а возможные испытания

встретите мужественно, как настоящий советский полярник. Вы имеете все

данные для этого. Для сохранения вашего здоровья советую как можно

больше времени проводить в работах или прогулках вне помещения,

одновременно не отказывая себе ни в чем из продовольствия, имеющегося в

запасах экспедиции.

Срок нашего возвращения точно определить нельзя. Вам известно, что мы

будем располагать продовольствием и кормом для собак на 3—4 месяца;

однако это не дает права думать, что наше отсутствие по истечении этого

срока будет означать нашу гибель. Необходимо помнить, что мы располагаем

охотничьим снаряжением, будем пользоваться продуктами охоты и что,

возможно, создадутся условия, не предусмотренные планом, которые могут

задержать нас на значительно более долгий срок. В этом случае у вас не

должно быть оснований терять надежду на хорошее окончание нашего

предприятия и добрую встречу.

Не имея возможности предусмотреть всех случайностей вашей будущей

жизни в мое отсутствие, прошу вас каждый раз руководствоваться

создавшимися условиями и приобретенным вами опытом, учитывая ваше

здоровье и интерес экспедиции.

В надежде на счастливую встречу.

База экспедиции, 22 апреля 1931 года.

Г. Ушаков, начальник экспедиции» [207]

* * *

Во второй половине дня 23 апреля мы распрощались с Ходовым и пустились в

поход. Через час, пересекая Средний остров, мы еще видели наш домик. Вася взобрался

на мачту флюгера и махал нам на прощанье, повидимому, своей шапкой. Мы ответили

на его прощальное приветствие и пустили упряжки. База скрылась за возвышенностью

острова...

Около полуночи разбили лагерь в 25 километрах от дома.

Острова Седова давно потерялись из виду. Ледяное поле только на севере

замыкалось куполообразной возвышенностью да на северо-востоке упиралось в силуэт

мыса Серпа и Молота. По всем остальным направлениям ничего не нарушало ровной

линии горизонта. На безоблачном синем небе ярко светило полуночное солнце.

Рафинадом голубел снег. Метались сине-фиолетовые тени собак. Ширь казалась

бесконечной. Дышалось удивительно легко.

Лагерь разбили у подошвы одинокого айсберга. Приливо-отливная трещина,

опоясавшая ледяную глыбу, показала, что айсберг стоит на мели, а его очертания

говорили о том, что остановился он здесь много лет назад. За это время он успел

расколоться пополам и кромки трещины обтаяли и округлились. Сугроб у его подножия

напоминал толстое одеяло на ногах зябнущего старика. Но и в старости айсберг

оставался величественным. Наша палатка рядом с ледяной махиной казалась не больше

собачьей конуры перед многоэтажным домом.

На этот раз после распряжки собаки не спешат свернуться в мохнатые клубки и

прикрыть пушистыми хвостами сложенные в пучок лапы и нос. Некоторые лежат на

животе, положив головы на передние лапы, а большинство отдыхает на боку, вытянув

все четыре лапы. Мороз не тревожит их, хотя он довольно сильный. Да и нас мороз

теперь уже мало беспокоит.

Удивительно, как неодинаково воспринимается одна и та же температура в

различное время года и при разных сопутствующих условиях погоды.

Москвич греется на солнышке и радуется теплу, когда весной термометр

показывает 7—8° выше нуля. При той же самой температуре осенью он зябнет, кутается

и ворчит.

Накануне полярной ночи, в пору туманов и сырости, мы изрядно мерзли уже при

15-градусном холоде, а 25° считали крепким морозом. Прошло несколько недель.