Шрифт:
Наконец он спустился вниз. Костаке тоже вышел, в сюртуке, надетом поверх сорочки, и в шерстяном колпаке. Он выглядел до такой степени комично, что Феликс не мог сдержать улыбку. Старик курил, выпуская густые клубы дыма, и в темноте они были похожи на белое облако.
— Пойди же посмотри, что с беднягой Симионом,
сказал он.
Феликс прошел через двор в соседний дом и в столовой, где со стола еще не были убраны остатки ужина, наткнулся на стоявшего к нему спиной Стэникэ, который курил и разглядывал шкафы. «От этого человека никуда не денешься», — подумал Феликс. Увидев его, Стэникэ подмигнул и шепотом сказал:
— Совсем плохо, кончается старикашка. Безусловно, это апоплексия. Его разбил паралич. Я сидел здесь с ним за столом до одиннадцати часов, потом он ушел, и я услышал, как Аурика кричит, что старику худо.
Появилась хмурая Аглае. Вид у нее был не испуганный, а сердитый.
— Он как будто уже пришел в себя, я натерла его ароматическим уксусом, — сказала она. — Ел как буйвол, вот в чем все дело. Я устала до смерти, этот человек вгонит меня в гроб. А идиотка Марина все не идет с доктором. Надо было послать Тити. Уж и не знаю, в кого уродился этот мальчик, такой он бесчувственный. Даже встать не пожелал. Спит как убитый.
— Случай тяжелый, — с готовностью удостоверил Стэникэ. — Если в этом возрасте теряют сознание, то, конечно, это может быть только удар. Очнуться-то он очнулся, но в каком он состоянии — это еще неизвестно! Может быть, у него отнялась рука или нога — вот классические случаи.
— Храни меня пресвятая богородица от такой напасти. Чем это, так уж лучше прибрал бы его совсем господь.
— Мы отвезем его в больницу.
Аглае мрачно взглянула в лицо Стэникэ.
— Не держать же его здесь, вместе с детьми! За свои грехи пусть сам и расплачивается.
Феликс раскаивался, что пришел. Послышались шаги, и в сопровождении Марины вошел высокий, степенный мужчина с бородкой. Он был явно недоволен, что его подняли среди ночи, и глядел на все с профессиональной безучастностью врача.
— Где больной? — спросил он.
Аглае повела его в спальню, за ними проследовал Стэникэ, взглядом позвав за собой и Феликса. Шествие замыкала Марина, остановившаяся на пороге. В просторной полутемной спальне между окнами стояли две широкие кровати орехового дерева с высокими спинками. На ночном столике несла вахту лампа под абажуром. Олимпия сидела на краю кровати, взяв за руку больного, на лицо которого падала тень. Бледная, ненакрашенная Аурика держалась в стороне. В тяжелом воздухе непроветренной спальни стоял резкий запах ароматического уксуса. Доктор сделал знак, чтобы открыли окно, и сел на край кровати на место Олимпии, остальные с любопытством окружили его.
Симион лежал на спине, подняв кверху бородку, и еле слышно дышал. Поросшая густыми, как щетка, волосами грудь была обнажена, голая жилистая нога высовывалась из-под одеяла. Доктор уложил больного поудобнее на подушку, приподнял ему веки и осмотрел глаза, затем пощупал пульс. Считая про себя, он спросил:
— Как это произошло?
Он встал из-за стола, пошел спать и упал. Я не видела, как это случилось. Он слишком плотно поел. Он вообще слишком много ест, домнул доктор. Кто-то мне сказал, что, может быть, у него диабет.
Доктор, не обращая никакого внимания на слова Аглае, приготовил шприц.
— Анализы делали?
— Делали, домнул доктор, — выскочил Стэникэ. Аглае подала листок с анализами, доктор хмуро прочел его и строго сказал:
— Никакого диабета у него нет.
Когда игла вонзилась в одну из впалых ягодиц Симиона, он слабо застонал, затем шевельнул головой и, не подымая век, взглянул на доктора.
— Как вы себя чувствуете? — спросил врач. Симион внимательно вглядывался в него, но не отвечал.
— Вы не можете говорить? — крикнул тот. — Привстаньте...
Симион слегка приподнялся, глуповато улыбнулся, пожевал губами, но не произнес ни слова.
— Вероятно, афазия, — сказал как бы про себя доктор.
— Это что такое? — спросила Аглае.
Доктор с презрением посмотрел на нее и ответил:
— Он потерял дар речи. Надеюсь, что только на время.
— Как так? Это опасно? — с досадой спрашивала Аглае.
— Все зависит от случая. Сейчас этого еще нельзя знать. Надо, чтобы он спокойно лежал в постели и, главное, чтобы кто-нибудь дежурил около него, — это всего важнее. — Через некоторое время вызовите меня.
Доктор попросил воды, чтобы вымыть руки, и хладнокровно совершил омовение, искоса поглядывая по сторонам в ожидании гонорара. Стэникэ взял Аглае под руку и вывел в соседнюю комнату.
Надо заплатить доктору за ночной визит. Дайте двадцать лей, я ему заплачу. Монетами в пять лей, чтобы казалось больше.
— Ско-о-олько? — возмутилась Аглае.
— Солидный врач меньше не возьмет, — объяснил Стэникэ.
Аглае, ворча, достала деньги.
— Нашел время хворать — как раз когда у меня всякие огорчения с детьми.