– Не вижу смысла! – не менее дерзко ответила Александра, которой уже нечего было терять.

– Ты забываешься, Саша, – строго, как всегда с подчинёнными, но прежде никогда с ней, сказал Воробьёв. – То, что ты дочь моего лучшего друга, ещё не даёт тебе права себя так вести! Немедленно в кабинет!

"Сукин сын! Думает, что может мной командовать? Так я его сейчас живо в этом разуверю!" – упрямо подумала Александра, но Воробьёв открыл дверь и втолкнул её внутрь прежде, чем девушка успела воспротивиться. Захлопнув дверь, он резко повернулся в её сторону.

– Для начала успокойся, Саша! Что на тебя нашло?

– Что на меня нашло?! На меня?! Да она чуть было не умерла прямо на моих руках! А в больнице не было ни единой свободной палаты, не считая старой палаты Владимирцева в другом конце коридора, куда её попросту не донесли бы! Пришлось заниматься ею прямо на полу! И никто, никто не пришёл на помощь! Все почему-то только бегали вокруг с криками: "Ох, да это же сама Караваева!", кричали, падали в обморок и всячески мешали мне заниматься раной! А более выносливые, вроде князя или тёти Клавы, в обморок не падали, но считали своим долгом публично усомниться в моих докторских способностях! Это звучало примерно так: "Да пусть она лучше умрёт, чем какая-то девчонка, которая даже-не-медсестра, попробует её спасти!" И это тоже не добавляло мне уверенности, если вам вдруг интересно! Но я её всё-таки спасла, Викентий Иннокентьевич, спасла вопреки всему, её – и вас заодно, потому что всем тут же сделалось очень интересно, где это пропадает самый главный в больнице специалист?! Вот у кого золотые руки, вот кто творит чудеса! Ну а ты, Саша, раз уж получилось – и то, наверное, по чистой случайности! – получай наши княжеские деньги в знак благодарности! Мало тысячи? Возьми пять! И вы ещё спрашиваете – что на меня нашло?!

Всё это она произнесла на одном дыхании, после чего упала прямо на колени и разрыдалась. Нервы не выдержали, сдали окончательно, и – вот беда – на глазах у этого подлого предателя, коему ни за что не следовало бы демонстрировать свою слабость!

"Сейчас он скажет, что работа доктора точно не для такой неженки, как я, и всё будет кончено ещё раньше, чем ему донесут о том, что я провалила задание Сидоренко", – подумала Александра и зарыдала ещё горше, закрыв лицо ладонями.

Она ожидала чего угодно, вплоть до пощёчины, чтобы привести её в чувство, но уж точно не участия и заботы. Конечно, все мы давно не питаем иллюзий насчёт доктора Воробьёва, но ведь он всегда любил Сашу, как родную. Девочка выросла на его глазах, и он прекрасно видел, какая она, прекрасно знал её сильные и слабые стороны.

И то, что они теперь играли на разных сторонах, его любовь к ней ничуть не уменьшало. Он сел рядом, прямо на пол, обнял её и прижал к груди.

– Ну-ну, тихо! Не плачь, пожалуйста, – попросил он, и Александра от изумления и впрямь перестала плакать. – Когда плачут такие сильные люди, как ты, у меня неминуемо складывается ощущение вселенской катастрофы. Караваев со своими деньгами? Да пошёл он к чёрту! Тётя Клава со своими амбициями? Да когда она в последний раз держала в руках скальпель?! Пусть ещё хоть раз только попробует, слышишь, пусть только попробует в тебе усомниться! Саша, выше нос! Ты показала всем, что ты герой! Ты спрашивала, не хочу ли я поблагодарить тебя? О, да, конечно, хочу! Искренне, со всей душой, моя милая девочка. Спасибо тебе, спасибо! Ты спасла не только Караваеву, но и меня и моё будущее. Это дорогого стоит и заставляет задуматься. А я был неправ. Я не имел права уходить. Совсем забыл, что это стало привычным делом – привозить истекающих кровью княгинь в больницу во время моего отсутствия.

В ответ Александра лишь вяло улыбнулась, шмыгнув носом. Потом поднялась на ноги не без помощи Воробьёва, но сказать – так ничего и не сказала. Она, может быть, и считала себя немного неправой – грубить Викентию Иннокентьевичу, вдвое старше её, определённо, не стоило, да и с князем следовало бы помягче – но она действительно не испытывала необходимости извиняться.

Много чести!

Особенно для Воробьёва, который уже через минуту выгонит её из больницы, на радость Ивану Кирилловичу и Алёне.

Викентий Иннокентьевич подумал о том же самом в тот момент, и лицо его помрачнело. Не надо было её утешать… зачем? Чтобы потом, секунду спустя, нанести удар ещё более сильный? Представив её расстройство, Воробьёв замешкался – помилуйте, ну как? Это же верх неблагодарности – наказывать её за несделанное вскрытие, в то время как на другой чаше весов оказалось спасение жизни княгини Караваевой, вкупе с добрым именем Викентия Воробьёва и репутацией всей больницы! Как он мог сейчас взять и сказать ей, что, увы, но вскрытие важнее – а она явно не успела его сделать, потому что Караваеву привезли около половины десятого, а Сашина практика начиналась с девяти. Вряд ли она управилась бы за полчаса, с учётом того, что сам Сидоренко ровно к девяти не приходил никогда.

"Вот оно, – подумал Викентий Иннокентьевич, собираясь с мыслями, – настал момент!"

Пора было действовать.

– Давай отвлечёмся на время от наших общих проблем и поговорим о другой области твоей практики, – ровным, спокойным голосом произнёс он. – Как твои пациенты? Никифорова ещё не обвинила тебя в краже миллионов из её тайника под подушкой? Владимирцев ещё не послал тебя к чёрту? И, разумеется, твоя работа с Сидоренко – где отчёт о проделанной работе? Я же просил тебя вчера написать заключение.

"Вот и всё", – сказала себе Александра и обречённо покачала головой.

– По порядку, – для начала сказала она, подняв указательный палец. – У Никифоровой я ещё не была, ибо как-то не довелось, из-за этой суеты с бедняжкой княгиней! По поводу Владимирцева вы совершенно правы – о да, он послал меня к чёрту и не раз, но я всё равно сменила ему перевязку. Рана открылась ночью и начала кровоточить, видимо, Владимир Петрович слишком резко повернулся во сне. Он-то, ясное дело, противился и требовал вас, но вас на месте не было, а сказать ему об этом я не могла, равно как и не могла оставить его истекать кровью. Разумеется, он был в ярости, так что пришлось перевязывать его силой. Благодарностей я не дождалась, и более того, они с Волконским на пару выставили меня за дверь, спасибо, что не толкали в спину. Впрочем, ничего другого я от них и не ждала, – с тоской добавила она, но тоска эта была вызвана вовсе не обидной несправедливостью, а как раз тем, что оправдательная речь подходила к самому главному. – Что касается результатов вскрытия…