Она замолчала, не зная, как сделать этот самый шаг.

Плотно сжав губы, Александра отвернулась и стала смотреть в пол.

Воробьёв, безусловно, всё понял и мучения её видел прекрасно, но на этот раз мягкосердечие обошло его стороной, и сочувствовать он не стал.

– Да-да, – сказал он, мерзавец. – Где заключение?

А потом произошло небывалое.

За этот безумный день Сашенька пережила столько всего, что, как ей самой казалось, теперь уже была готова к любому повороту событий. Но только не к такому.

– Сашка! Саня! – раздался грозный голос доктора Сидоренко по ту сторону двери из коридора. – Саня, итить твою налево, чтоб тебя!

– Ипполит… Афанасьевич? – неуверенно произнесла Александра, с не меньшим, чем Воробьёв, изумлением уставившись на Сидоренко, едва не снёсшего дверь плечом, вот до чего торопился! У Викентия Иннокентьевича был теперь один вопрос – какая нелёгкая принесла этого алкоголика в самый неподходящий момент? – а у Александры совершенно другой: чем она успела так насолить дорогому учителю?

– Вот ты где! – провозгласил Сидоренко, возмущённо шевеля усами. – Я её по всей больнице ищу, а она у начальника в кабинете прохлаждается! Пигалица несчастная, да все вы, что ли, такие пустоголовые в этом возрасте?!

– П-простите, но я не понимаю… – ещё с большей неуверенностью произнесла Александра, и впрямь не понимающая, за что это он так на неё сердит?

– А потому и не понимаешь, что ветер в голове! Это всё потому, что баба, – вздохнув, добавил он и покосился на Викентия Иннокентьевича. – Вот какой бы врач из неё вышел, если б мужиком родилась! Прелесть, а не врач! А вот нет же… ну что ты глазища свои на меня таращишь? К Викентию с отчётом пришла, а бумажки, с таким трудом писанные, забыла. На вот. Видишь, не поленился, принёс!

Александра было собралась спросить, какие бумажки он имел в виду, но цепкая рука Сидоренко так сильно сжала её запястье, что она лишь сдавленно охнула. А когда взгляд её упал на заключение о смерти бедного Селиванова, у её попросту пропал дар речи.

– Ну спросил бы тебя Викентий Инокентьевич сейчас: где, Саня, обещанное заключение? – и что бы ты ему сказала? – продолжал увещевать Сидоренко, по-прежнему крепко сжимая её руку. – Ты бы сказала: "Забыла, господин доктор, дурочка никчёмная, всё ветер да мальчики в моей бестолковой рыжей голове!" Так, что ли? Эх, была бы ты парнем – каким доктором, каким бы доктором могла стать!

Саша почувствовала, что по её щекам вновь потекли слёзы, но поделать с собой ничего не смогла. Это имело шансы положить конец всему спектаклю, в который Воробьёв и так ни секунды не верил, но она никак не могла сдержать охвативших её эмоций.

– Тю-ю, она и ещё и ревёт, вот бестолочь! – Сидоренко изобразил крайнюю степень раздражения, качая головой, а сам повернулся к Воробьёву. – Ты уж, дорогой Викентий Иннокентьевич, строго девку не суди! Натерпелась сегодня, вот нервишки-то и шалят. А когда надумаешь накричать на неё, чего она, несомненно, заслуживает, то прими во внимание тот факт, что сегодня она своими руками спасла жизнь княгине Караваевой, а заодно и всей нашей больнице! Но хвалить её ни в коем случае не стоит, иначе зазнается. Им, девкам, только поблажку сделай – сразу же на шею сядут, это я по себе знаю, сам двух дочерей взрастил!

С этим он и откланялся.

Саша, одной рукой прижимая к груди заветную бумагу, другой старательно вытерла слёзы и посмотрела на закрывшуюся за своим наставником дверь. Они с Воробьёвым снова остались одни, но на этот раз гроза, похоже, миновала.

– Заключение о смерти, – озвучила она, с победным видом протянув лист бумаги Викентию Иннокентьевичу. – Вот, собственно, и оно!

Воробьёв ни слова не сказал, молча принял у неё документ, но взглянуть не удосужился. По правде говоря, ему было всё равно, от чего умер покойный. Он даже имени его не знал, а иначе всерьёз озадачился бы ещё одной странности – с какой это стати Селиванов оказался в Москве, да ещё и с простреленной грудью и переломанными пальцами?

Но, как бы там ни было, на результаты вскрытия он так и не взглянул, куда больше его волновало другое: с чего это вдруг самый ярый из известных ему мизантропов и женоненавистников стал покрывать Александру? Что такое она успела сделать ему за эти неполных два дня в больнице, чтобы он преисполнился благодарностью до такой степени? Это казалось до того невероятным, что Викентий Иннокентьевич даже ущипнул себя за руку. А не снится ли ему всё это?

Нет, не снилось.

Видимо Сидоренко сошёл с ума. Другого объяснения происходящему у Воробьёва не было. Допился-таки до чёртиков и впал в горячку.

"Что ж, сегодня ей повезло", – подумал Воробьёв, взглянув на Сашеньку растерянно. И сказал непонятное:

– А он ведь прав.

– Насчёт того, что я – пустоголовая бестолочь? – уточнила Александра с улыбкой.

– Нет. Насчёт того, что ты герой сегодняшнего дня и, наверное, заслуживаешь отдыха. Ты ведь такая юная, совсем ещё девочка, а на тебя навалилось сразу столько взрослых проблем! Прости, если был излишне суров с тобой. Думаю, на сегодня это всё, отдыхай и набирайся сил. До понедельника ты свободна.