Это было истинно так, Саша и прежде об этом думала.

Мишель абсолютно не походил ни на мать, ни на отца. Вообще никак. Ничем. Он был по-своему уникальный. Он даже на Алексея Николаевича, насколько Саша могла помнить старшего Волконского, не был похож. Тот вообще уродился светловолосым и голубоглазым, не в пример сестре, так что подумать было над чем.

Максим Стефанович в очередной раз вздохнул и добавил:

"Я не берусь утверждать. Но ведь Юлию никто никогда не видел в тягости!"

И это, кажется, стало решающим аргументом.

Хотя Александра уже и не сомневалась в своих предположениях.

Что ж, всё стало более или менее ясно, не считая того, как ей теперь пересказать эту историю Мишелю? Вот что не давало ей покоя!

Пока она, пользуясь случаем, смотрела на страшно недовольного Волконского, Максим Стефанович привлёк её внимание очередным жестом. Саша повернулась к нему с неохотой. Так и подмывало спросить – что, это ещё не всё? Будут другие леденящие душу подробности, вроде похищения маленьких мёртвых детей из родильного отделения?

«Она приходила ко мне», – изобразил Рихтер. И, верный закону жанра, на самом интересном месте «замолчал». Руки его больше не двигались, он пристально смотрел на Сашу прямым, немигающим взглядом.

– Когда?

«Не так давно»

– Зачем?

Двадцать пять лет спустя. Действительно, зачем? Извиниться? Покаяться? Простите, конечно, дорогая Юлия Николаевна, но не поздновато ли вы спохватились? Столько воды утекло…

«Она просила рассказать обо всём, если он вдруг будет спрашивать», – пояснил Рихтер. Имена изобразить было тяжелее, обычно он использовал жесты для обозначения целых слов, и эти бесконечные «он», «она» и «они» ещё больше усложняли

понимание. Но в этот раз Саша поняла без объяснений.

Он.

Её сын.

Князь Михаил Волконский.

Рихтер знал, что он придёт. Вот почему он узнал его, Сашиного спутника, хоть это и могло бы показаться невероятным, что она пришла в гости к дорогому Максиму Стефановичу в компании не кого-то там, а самого Волконского, хозяина здешних земель и самого богатого человека в округе.

Её сына.

Сына женщины, из-за которой бедный учитель потерял самое дорогое, что у него было.

Рихтер обо всём заранее знал. Он ждал этого визита. Он был к нему готов. Потому, что Юлия Николаевна предупредила его о такой возможности. Она хотела, чтобы её сын узнал правду, но сама она сказать ему эту правду не могла. Или не успела.

«Это придётся сделать мне», – с очередным приступом панического страха подумала Александра. Как? Как?!

Однако мысли её зацепились за то самое несоответствие, показавшееся столь странным вначале.

– Спустя столько времени?

«У неё были причины», – последовал ответ. Максим Стефанович несколько раз кивнул самому себе, а потом вдруг улыбнулся. Саше сделалось не по себе от этой улыбки – создавалось впечатление, что какая-то часть его измученной души была рада такому повороту событий. Рада – о таком и помыслить страшно! – рада, что Юлию Николаевну убили.

Нет. Нет-нет, Александра не хотела в это верить! В своей прошлой жизни, счастливой жизни, она привыкла считать всех друзьями, добрыми и милыми людьми, и пусть все они такими и останутся: и предатель Викентий Иннокентьевич, помогавший ей встать на ноги, и кровожадно улыбающийся Максим Стефанович, «добрый дедушка» из прошлого.

– И что это за причины? – спросила Александра, игнорируя эту страшную улыбку.

Ответ последовал незамедлительно:

«Он вернулся за ней».

Опять эти бесконечные «он», «она», в которых Саша уже давно запуталась. Так как для неё-то априори виновником всех бед был Гордеев, она поначалу подумала на него, но эта странная улыбка Рихтера заставила её усомниться и уточнить:

– Кто?

А потом Максим Стефанович сделал то, что, по святой убеждённости Мишеля, должен был сделать сразу, как только они переступили порог его дома. Он достал из кармана пиджака блокнот, который Саша хорошо помнила. Не тот самый, быть может, а похожий на него: Максим Стефанович в прошлом писал свои пожелания для медсестёр, которые понимали его не так хорошо, как сама Саша – принести одеяло, открыть окно, подать воды, и так далее. В дальнейшем блокнот использовался для составления списка покупок – лавочники тоже не знали языка жестов, а вот читать умели превосходно и всегда хвалили господина Рихтера за то, что тот так грамотно вышел из положения.

«Давно бы так», – подумал Мишель, с любопытством заглядывая через Сашино плечо – что там пишет этот сумасшедший старик? Догадался, наконец, снизойти до человеческого общения, неужто?! И пока Мишель мысленно комментировал его действия в своей извечно саркастической манере, Максим Стефанович успел раскрыть свой блокнот на чистой страничке и карандашом нацарапать одно-единственное имя.

Кройтор.