Мишель подумал немного и, подойдя к Максиму Стефановичу, протянул руку.

– Не знаю, что вы ей там сказали, но всё равно спасибо, – произнёс он. Рихтер ответил на рукопожатие и чинно кивнул: пожалуйста-пожалуйста. А потом вдруг улыбнулся, казалось, совершенно без причины и, глянув в сторону Александры, перед которой извозчик уже открыл дверь пролётки, взмахнул рукой.

"Она хорошая девушка. Не давайте её в обиду. Пожалуйста, позаботьтесь о ней!"

Как ни странно, Мишель его понял. Тут не нужно было в совершенстве знать язык жестов, чтобы догадаться, что имел в виду Рихтер, когда так добродушно улыбался, глядя на Александру. И что ему нужно было на это ответить?

– Я постараюсь, – сказал Мишель. Он всё ещё сомневался, что понял правильно, но Максим Стефанович просиял и закивал с энтузиазмом – уж постарайся, пожалуйста! И слегка сжал его плечо в приободряющем жесте.

Как-то это было… странно. В том мире, где жил Мишель, никогда не было искренности. Не было, и быть не могло по определению. Там льстили, заискивали, лебезили и стремились угодить. Но чтобы вот так, по-отечески, с добродушной улыбкой на лице, разговаривать с самим князем Волконским! Такое случалось впервые. И это вовсе не показалось ему жесточайшим нарушением этикета. Немного необычно – да, но вовсе не унизительно. Как будто так и должно быть.

С такими мыслями он подошёл к пролётке, куда уселась Александра, и, почувствовав на себе пристальный взгляд Максима Стефановича, обернулся. Старик подошёл к калитке, облокотился о деревянные прутья и пристально смотрел на них. Потом улыбнулся. И Мишель улыбнулся ему в ответ, отчего улыбка Рихтера непроизвольно сделалась ещё шире.

– Вот! – Александра, конечно, не могла смолчать. – А я говорила! Вам надо чаще ходить в народ! Видите, какое чудесное впечатление вы на него произвели! Что он вам сказал? – с любопытством продолжила она. – Я же видела, он сказал что-то на прощанье!

– Он… – Мишель задумчиво улыбнулся. – М-м, поблагодарил за визит.

– Да ну? – она повернулась к нему и требовательно сдвинула брови на переносице, но задорные карие глаза всё равно улыбались. – А по-моему, вы меня обманываете!

– Ты разве не знаешь? – обманывать нехорошо! – пряча улыбку, ответил Мишель. – Как ты любишь говорить: это совсем не в духе аристократизма!

– Так-то оно так, но… – подумав немного, Саша решила не допытываться и замолчала, глядя на сгорбленную спину извозчика, медленно погнавшего лошадей вдоль по улице, к реке.

Несколько секунд прошло в молчании, но Александра явственно ощущала на себе требовательный взгляд Мишеля и понимала, что вечно молчать не сможет. Нужно как-то рассказать обо всём.

– Ну? – Волконский для начала напомнил о себе деликатным покашливанием. – Я всё ещё здесь, если что.

– Я вижу, – вздохнув, сказала она. И снова замолчала. И отвернулась. На душе было неспокойно, а кончики пальцев начали нервно подрагивать. Обычно так случалось после сложных операций, и как в предыдущие разы, Александра нашла привычный выход из положения – достала из кармана спички и пачку папирос.

Мишель с некоторым удивлением наблюдал за её действиями. Встречный ветер играл с её волосами, откидывая их назад и всё мешал прикурить, то и дело задувая огонь. Но когда с третьей попытки ей это наконец-то удалось, Саша откинулась на сиденье и с утомлённым видом затянулась, прикрыв глаза. На всякий случай, чтобы не отвлекаться на всяких зеленоглазых красавцев! Однако его взгляд она ощущала даже из-под сомкнутых век, шестым чувством ощущала, что Мишель смотрит на неё.

Привести в порядок собственные мысли и без него казалось непросто, а Волконский будто нарочно всё усугублял! Александра подняла ресницы и послала ему вопросительный взгляд.

Мишель тотчас прокомментировал:

– Фи, сестрёнка! Ты же девушка, а не окопный солдат! – и ещё рукой помахал, делая вид, что разгоняет дым. Это заставило Александру невольно улыбнуться.

– Какие мы нежные, боже мой! – фыркнула она, папиросу, однако, не убрав. – Я думала, фронтовая жизнь поголовно у всех вырабатывает эту вредную привычку.

– Как видишь, не у всех. А вообще-то, на мой взгляд, когда девушка курит – это отвратительно! – с видом заботливого старшего брата добавил он.

– Ах, простите, простите! Я-то думала, упасть в ваших глазах ниже уже не смогу, а вот, поди ж ты! – ехидно произнесла она, вновь затянувшись. Да плевать ей, нравится это ему или нет! Что он вообще о себе возомнил?! Правда, Сашенька вскоре сменила гнев на милость и растерянно добавила: – Ваше величество, не сердитесь, я просто не знаю, с чего начать. Я… дайте мне пару минут, чтобы собраться с мыслями.

– А я уже собрался вставать на колени и умолять тебя не молчать! – не без ехидства сказал Мишель.