— Mon Dieu, уступаю ихъ за двадцать шесть! Такъ и быть, идите же!

Но я не уступалъ. Все время около меня находилась маленькая двочка, англичанка, со своей нянькою; он и теперь шли позади меня. Продавщица бросилась къ няньк, вложила ей въ руку четки и сказала:

— Г-нъ беретъ ихъ за двадцать пять! Отнесите ихъ въ гостинницу, онъ пришлетъ деньги завтра утромъ, черезъ день, когда ему заблагоразсудится. — Затмъ, обращаясь къ ребенку:

— Когда твой папа пришлетъ мн деньги, приходи и ты, мой ангельчикъ; я дамъ теб кое-что, о, какое хорошее.

Это спасло меня. Нянька отказалась отъ четокъ наотрзъ, и инцидентъ былъ поконченъ.

«Достопримчательности» Женевы не многочисленны. Я сдлалъ попытку разыскать дома, гд нкогда жили два самыхъ непріятныхъ человка, Руссо и Кальвинъ, но безуспшно. Отчаявшись въ поискахъ, я ршился идти домой, при чемъ оказалось, что, благодаря удивительнымъ свойствамъ города, гораздо легче на это ршиться, чмъ выполнить. Дло въ томъ, что я заблудился въ этихъ узкихъ и извилистыхъ улицахъ и проплуталъ въ нихъ въ теченіе часа или двухъ. Наконецъ, выйдя на какую-то улицу, которая показалась мн знакомою, я сказалъ про себя: «Ну, теперь я дома». Оказалось, что я ошибся; это была «Адская» улица. Скоро я нашелъ другую улицу, которая тоже казалась знакомою. «Ну, — сказалъ я, — теперь-то я ужь наврное дома». И ошибся вторично. Это была улица «Чистилища». Немного спустя я опять подумалъ. «Н_а_к_о_н_е_ц_ъ-то я выбрался, теперь…». Но увы, это была «Райская» улица. Я находился еще дальше отъ дома, чмъ былъ прежде. Довольно странныя названія для улицъ, но, вроятно, авторъ этихъ названій былъ Кальвинъ, «Адская» и «Чистилище» подходили къ двумъ улицамъ, какъ перчатка на руку, но названіе «Райская» дано, вроятно, въ насмшку.

Выйдя, наконецъ, на берегъ озера, я уже зналъ, куда идти.

Проходя мимо ювелирныхъ магазиновъ, я былъ свидтелемъ слдующаго страннаго поступка. Впереди меня шла какая-то дама; наискось и на перерзъ ей, повидимому, звая по сторонамъ, двигался щегольски одтый дэнди, такъ точно разсчитавшій свое движеніе, что въ моментъ, когда дама поравнялась съ нимъ, онъ очутился какъ разъ передъ ней; при этомъ онъ не сдлалъ даже попытки дать ей дорогу, не извинился, даже не замтилъ ее. Дам пришлось остановиться и дать ему пройти. Я удивился, неужели эта грубость сдлана съ намреніемъ. Онъ подошелъ къ стулу и слъ за маленькій столикъ; у сосднихъ столиковъ сидло двое или трое другихъ мужчинъ, пившихъ подслащенную воду. Я ждалъ, проходитъ мимо молодой человкъ; этотъ молодецъ встаетъ и продлываетъ съ нимъ ту же штуку. Мн все еще казалось невроятнымъ, чтобы онъ длалъ это умышленно. Чтобы удовлетворить свое любопытство, я обошелъ кругомъ квартала и быстро направился мимо него. Когда я былъ уже близко, онъ поднялся и лниво двинулся мн на перерзъ. Онъ попался мн подъ ноги какъ разъ во время, чтобы принять на себя полный всъ моего тла. Тогда я уврился, что предшествующее поведеніе его было умышленно, а не случайно.

Впослдствіи я имлъ случай наблюдать нчто подобное и въ Париж, хотя и не въ вид забавы; тамъ это объясняется полнйшимъ пренебреженіемъ къ правамъ и спокойствію ближняго. Можно еще удивляться, что въ Париж, гд самый законъ говоритъ: «Слабый долженъ уступать дорогу сильному», подобное поведеніе наблюдается не такъ часто, какъ этого слдовало бы ожидать. Мы штрафуемъ кучера, если онъ собьетъ съ ногъ пшехода; въ Париж штрафуютъ прохожаго за то, что его сбили съ ногъ. По крайней мр, такъ говорятъ другіе, самъ же я видлъ совершенно иное, заставляющее меня сомнваться; при мн однажды кучеръ сбилъ съ ногъ какую-то старую женщину, полиція тотчасъ же арестовала его и увела. Это похоже на то, что его думали наказать.

Я не буду восхвалять американскихъ обычаевъ; разв не служатъ они постоянно предметомъ насмшекъ для строгой и утонченной Европы? Однако же, я не могу удержаться, чтобы не указать превосходства нашего въ одномъ отношеніи: по нашимъ улицамъ дама можетъ ходить хоть цлый день, какъ и куда ей угодно, не опасаясь, чтобы кто-нибудь обезпокоилъ ее; въ Лондон же даже въ полдень, если она идетъ безъ провожатаго, то непремнно будетъ затронута и оскорблена, и не какимъ-нибудь пьянымъ матросомъ, а человкомъ, имющимъ видъ джентльмена и соотвтственно этому одтымъ. Утверждаютъ обыкновенно, что господа эти вовсе не джентльмены, а просто проходимцы, одтые, какъ джентльмены. Но случай съ полковникомъ Валентиномъ Бекеромъ опровергаетъ такой аргументъ, такъ какъ никто не можетъ быть офицеромъ Британской арміи, если не иметъ права на титулъ джентльмена. Господинъ этотъ, находясь въ купэ какого-то позда только вдвоемъ съ беззащитною двушкою… но это такая гнусная исторія, да и, безъ сомннія, читатель еще не забылъ о ней. Лондонъ, вроятно, уже попривыкъ къ подобнымъ Бекерамъ и ихъ поведенію, иначе онъ выказалъ бы боле возмущенія ни негодованія. Бекеръ былъ «арестованъ» въ гостиной, при чемъ его не посщали бы чаще и не осыпали бы большимъ вниманіемъ, если бы онъ совершилъ даже шесть убійствъ, а потомъ, когда вислица была бы уже готова, «обратился бы къ религіи», подобно незабвенной памяти Карлу Пису. У насъ въ Арканзас, правда, нехорошо хвалить самимъ себя, и сравненія всегда дло щекотливое, — но все-таки въ Арканзас неминуемо бы повсили Бекера. Я не буду спорить, его, быть можетъ, сначала бы и судили, но потомъ все-таки повсили; это несомннно.

У насъ даже самая недостойная женщина можетъ смло ходить по улицамъ: ея полъ и слабость служатъ для нея достаточной защитой. Быть можетъ, она не встртитъ такой утонченности, какъ въ старомъ свт, но врядъ ли она пожалетъ о ней при той гуманности, къ которой она привыкла у насъ.

На слдующій день раннимъ утромъ насъ разбудила ослиная музыка; мы одлись и приготовились къ довольно страшному путешествію въ Италію, но мстность была такая ровная, что мы сли въ поздъ. Благодаря этому обстоятельству, мы потеряли немало времени, но что за бда, мы вдь не спшили. До Шамбери мы хали цлыхъ четыре часа. Позда въ Швейцарію длаютъ мстами въ часъ не боле трехъ миль, но зато они вполн безопасны.

Шамбери, этотъ старинный французскій городъ, такъ же красивъ и живописенъ, какъ и Гелльбруннъ. Сонная тишина и спокойствіе царили на его глухихъ улицахъ, что длало прогулку по нимъ очень пріятною, если не считать почти невыносимой жары. На одной изъ этихъ улицъ, имвшей восемь футовъ ширины, кривой и застроенной маленькими старинными домиками, я увидлъ три толстыхъ свиньи, покоившихся сномъ, и мальчика (тоже спящаго), который стерегъ ихъ. На старомодныхъ страннаго вида окнахъ стояли, вытянувшись врядъ, вазоны съ цвтущими растеніями, а изъ одного изъ этихъ вазоновъ выглядывали свсившіяся черезъ край голова и лапы спящей кошки. Эти пять спящихъ фигуръ были единственными живыми существами на улиц. Не было слышно ни звука, царствовала абсолютная тишина. День былъ воскресный, и это было удивительно для насъ, не привыкшихъ къ такимъ соннымъ воскресеньямъ на континент. Въ нашей части города эта ночь прошла шумно. Изъ Алжира прибылъ полкъ загорлыхъ, опаленныхъ солдатъ, которыхъ, вроятно, томила жажда отъ совершеннаго ими перехода. Они пли и пили водъ открытымъ небомъ до самаго разсвта.

Въ десять часовъ на слдующее утро мы выхали по желзной дорог въ Туринъ. Весь путь въ изобиліи былъ украшенъ туннелями, но такъ какъ мы забыли разставить вдоль него фонари, то и не могли ничего видть. Купэ наше было полно. Въ одномъ углу сидла какая-то толстая дубообразная швейцарская баба, имвшая претензію казаться дамою, но, очевидно, привыкшая боле стирать блье, чмъ носить его. Ноги ея были вытянуты на противоположное сиднье и подпирались кром того, чемоданомъ, поставленнымъ стоймя на полу между диванами. На сиднь, такимъ образомъ отвоеванномъ, помщались два американца, которыхъ, конечно, ужасно стсняли эти копытообразныя ноги. Одинъ изъ нихъ обращается къ ней и вжливо проситъ снять съ дивана ноги. Уставившись на него глазами, баба молчитъ. Спустя минуту американецъ снова почтительнйше повторяетъ свою просьбу. На отличномъ англійскомъ язык въ чрезвычайно оскорбительномъ тон баба отвчаетъ, что она заплатила за проздъ и не позволитъ нарушать своихъ «правъ» какому-нибудь невоспитанному иностранцу, хоть она одна и беззащитна.