Твен Марк
Шрифт:
Когда мы спустились въ городъ, я предложилъ своимъ спутникамъ хать поздомъ, который могъ подвезти насъ въ мстечко миль на пять не дозжая до Гейльбронна. Такъ какъ поздъ уже былъ готовъ къ отходу, то мы сейчасъ же вскочили въ вагонъ и въ отличнйшемъ настроеніи духа быстро понеслись по рельсамъ. Вс мы были согласны съ тмъ, что поступили очень умно, свъ въ поздъ, такъ какъ идти обратно внизъ по теченію Неккара будетъ такъ же пріятно, какъ и вверхъ, и что длать пшкомъ оба конца нтъ никакой надобности. Въ нашемъ отдленіи сидло нсколько нмцевъ и когда я завелъ интимный разговоръ, то Гаррисъ заерзалъ на своемъ мст и, толкнувъ меня, сказалъ:
— Говорите но-нмецки. Эти нмцы могутъ вдь понимать и по-англійски.
Я послушался и былъ потомъ очень доволенъ, такъ какъ оказалось, что изъ всего этого общества не было никого, кто бы въ совершенств не понималъ по-англійски. Замчательно, въ какомъ употребленіи нашъ языкъ въ Германіи.
Немного спустя нкоторые изъ публики вышли, а на мсто ихъ явился какой-то господинъ, повидимому, нмецъ, съ двумя молоденькими дочерьми. Съ одной изъ нихъ я нсколько разъ заговаривалъ по-нмецки, но безъ всякаго успха. Наконецъ она сказала: «Ich verstehe nur Dentsch und Englisch», или что-то подобное. Это значитъ: я понимаю только по-нмецки и по-англійски.
И дйствительно не только она сама, но и сестра ея и отецъ тоже говорили по-англійски и мы могли всласть поболтать съ ними, а говорить намъ хотлось съ ними обо всемъ, потому что они оказались премилымъ народомъ. Между прочимъ, они очень интересовались нашимъ костюмомъ, особенно альпенштоками, которыхъ никогда не видли прежде. Они говорили, что дорога по Неккару совершенно ровная и что намъ слдуетъ хать въ Швейцарію или въ другую подобную гористую страну; затмъ они спрашивали, неужели мы не находимъ, что странствовать пшкомъ въ такую жаркую погоду тяжело. Мы отвчали, что нтъ.
Мы достигли Вимпфена, — по крайней мр, я думаю, что это былъ Випфенъ, — около трехъ часовъ и вышли изъ вагона, нисколько не утомившись. Первымъ дломъ мы нашли порядочную гостинницу, гд заказали обдъ и пиво, а сами отправились побродить по этому почтенному древнему городку. Онъ показался намъ весьма живописнымъ, скученнымъ, грязнымъ, но интереснымъ. Въ немъ есть весьма замчательные дома, которымъ уже около 500 лтъ, и древняя башня въ 115 ф. вышиною, построенная около десяти вковъ до нашего времени. Я сдлалъ съ нея маленькій набросокъ, который отдалъ потомъ бургомистру, копію же съ него сохраняю у себя.
Вблизи стариннаго собора, подъ крышей, стоятъ три каменные креста, покрытые мхомъ и изъденные непогодою, а на крестахъ высчены каменныя же человческія фигуры во весь ростъ. Оба разбойника одты въ причудливые придворные костюмы середины шестнадцатаго столтія, Спаситель же былъ обнаженъ за исключеніемъ повязки кругомъ бедеръ.
Мы обдали подъ тнью деревьевъ въ саду, принадлежащемъ къ гостинниц, откуда открывается видъ на Неккаръ; затмъ, покуривши, мы легли спать. Подкрпившись сномъ, около трехъ часовъ пополудни мы были уже на ногахъ и надвали свои доспхи. Когда мы, весело разговаривая, проходили городскія ворота, то насъ догнала крестьянская телга, въ половину нагруженная капустой и другими овощами, которую мы и наняли. Телга была запряжена маленькой коровой и еще меньшимъ осликомъ и двигалась очень медленно, но тмъ не мене еще до наступленія сумерекъ доставила насъ въ Гейльброннъ, до котораго было пять, а, быть можетъ, и вс семь миль.
Мы остановились въ той самой таверн, въ которой 350 или 400 лтъ тому назадъ проживалъ знаменитый въ то время рыцарь-разбойникъ и славный боецъ Гётцъ фонъ-Берлихингенъ, когда онъ только-что вышелъ изъ заточенія въ Квадратной Башн Гейльбронна. Мы съ Гаррисомъ заняли даже ту самую комнату, которую занималъ и онъ и отъ стнъ которой не облупились еще обои, современныя этому рыцарю. Мебель была рзная, стариннаго фасона и насчитывала не мене 400 лтъ; запахъ же, наполнявшій комнату, имлъ, вроятно, никакъ ужь не меньше 1000 лтъ. Въ одной изъ стнъ торчалъ желзный крюкъ, на который, по словамъ хозяина, ужасный Гётцъ имлъ обыкновеніе вшать свою желзную руку, когда онъ отвинчивалъ ее, ложась въ постель. Комната была очень велика, можно даже сказать безконечно велика, и помщалась въ первомъ этаж. По нашему она, собственно говоря, находилась во второмъ этаж, такъ какъ въ Европ дома строются на очень высокомъ фундамент, но здсь это все-таки называютъ первымъ этажемъ, хотя бы пришлось измучиться, пока до него влзешь. Стны были оклеены обоями яркаго краснаго цвта съ большими золотыми фигурами; обои эти, сильно запачканныя отъ старости, покрывали и вс двери, которыя такъ плотно были пригнаны къ своимъ косякамъ, что когда дверь была затворена, то приходилось шарить по стн руками, чтобы найти ее. Обману этому способствовало еще и то, что фигуры обой не обрывались около двери, но со стны прямо переходили на дверное полотнище. Въ углу помщалась печь, одно изъ тхъ громадныхъ, квадратныхъ, обложенныхъ блыми кафлями сооруженій, которыя походятъ скоре на надгробный памятникъ и наводятъ васъ на мысль о смерти, когда вамъ слдуетъ наслаждаться вашимъ путешествіемъ. Окна выходили на маленькую аллею, за которой помщались конюшни, курятники и свиные хлва въ перемежку съ жилыми постройками. Въ комнат по обыкновенію стояло дв постели, одна въ одномъ углу, другая въ противоположномъ, другъ отъ друга на разстояніи хорошаго выстрла изъ стариннаго одноствольнаго пистолета. Он были такъ же узки, какъ и всякая другая нмецкая постель, и имли еще ту общую съ ними, ничмъ неисправимую особенность, что одяло съ нихъ спалзывало, едва вы начинали забываться сномъ.
Посредин комнаты стоялъ круглый столъ, такой же величины, какъ у короля Артура; въ то время, какъ мы собирались идти въ городъ, чтобы посмотрть знаменитые башенные часы городской ратуши, на стол этомъ слуга началъ накрывать скатерть и длать другія приготовленія къ заказанному нами обду.
ГЛАВА XII
Rathhaus или ратуша оказалась однимъ изъ своеобразнйшихъ и живописнйшихъ образчиковъ средневковой архитектуры. Входъ въ нее устроенъ въ вид обширнаго портика, въ который ведетъ каменная лстница, обнесенная массивными перилами и украшенная заржаввшими желзными натуральной величины фигурами рыцарей въ полномъ вооруженіи. Часы, помщающіеся на фронтон зданія, весьма замчательны и занимаютъ немало мста. Каждый часъ на нихъ отбивается позолоченнымъ ангеломъ на большомъ колокол при помощи молота, по окончаніи боя большая въ ростъ человка фигура Времени поднимаетъ песочные часы и перевертываетъ ихъ; затмъ выступаютъ два золотыхъ барана и начинаютъ бодаться, а золоченый птухъ размахиваетъ крыльями. Но главными фигурами являются два большихъ ангела, стоящіе по об стороны циферблата съ длинными трубами у рта; хотя намъ говорили, что изъ этихъ трубъ они издаютъ мелодическіе звуки по истеченіи каждаго часа, но для насъ они не трубили. Поздне мы слышали, что они трубятъ только ночью, когда городъ затихаетъ.
Въ самой ратуш вдоль стнъ виситъ множество громадныхъ кабаньихъ головъ, препарированныхъ и утвержденныхъ въ медальоны, подъ каждою головою помщена надпись, гласящая объ имени охотника, убившаго кабана и о томъ, сколько столтій прошло со времени этого событія. Одно изъ помщеній зданія посвящено древнимъ архивамъ. Здсь намъ показали массу весьма древнихъ документовъ, нкоторые изъ нихъ были подписаны папою, иные Тилли и другими знаменитыми полководцами, а одно письмо было даже подписано самимъ Гётцъ фонъ-Берлихингеномъ и помчено 1519 годомъ въ Гейльбронн, т. е. относится къ тому времени, когда онъ только-что вышелъ изъ своего заключенія въ Квадратной Башн.