Этотъ знаменитый рыцарь-разбойникъ, какъ оказывается, былъ искренно и глубоко религіознымъ человкомъ, онъ былъ гостепріименъ, сострадателенъ къ бднымъ, безстрашенъ въ бою, предпріимчивъ, — словомъ, представлялъ энергичный и великодушный характеръ. Мелкими обидами и оскорбленіями онъ пренебрегалъ, а большія скоро забывалъ и прощалъ, конечно, отколотивъ предварительно на славу своего обидчика, что рисуетъ его, какъ человка не злопамятнаго, качество рдкое въ т грубыя времена. Онъ всегда былъ готовъ вступиться за бдняка и рисковать изъ-за него своей шеей. Простой народъ говоритъ о немъ съ любовью и въ многочисленныхъ балладахъ и легендахъ до сего времени чтитъ его память. Гётцъ имлъ обыкновеніе выходить по временамъ на большую дорогу и грабить богатыхъ путниковъ, иногда же изъ своего укрпленнаго замка, стоящаго на холм на берегу Неккара, онъ длалъ набги на транспорты и прозжающихъ съ товарами купцовъ. Въ своихъ мемуарахъ онъ набожно воздаетъ хвалу Подателю всхъ благъ за то, что Онъ не забываетъ его въ нуждахъ и предаетъ ему въ руки именно т товары, какіе ему въ данный моментъ боле всего требуются. Онъ былъ завзятый рубака и въ сраженіи находилъ высшее удовольствіе. При штурм одной изъ крпостей Баваріи ему оторвало ядромъ правую руку, когда ему было едва 23 года; при этомъ онъ былъ такъ увлеченъ боемъ, что не сразу замтилъ свою потерю. Онъ говорилъ потомъ, что желзная рука, которую ему сдлали взамнъ оторванной, и съ которой онъ жилъ еще цлыхъ 50 лтъ, служитъ ему въ битв такъ же хорошо, какъ и природная. Я былъ очень доволенъ увидть факсимиле письма, написаннаго этимъ славнымъ, старымъ нмецкимъ Робинъ-Гудомъ, хотя и не могъ прочитать его. Гётцъ искусне владлъ своимъ мечемъ, нежели перомъ.

Мы прошли внизъ по теченію рки, чтобы взглянуть на Квадратную Башню. Это весьма почтенная и солидная постройка безъ всякихъ украшеній. Вблизи земли въ ней незамтно никакихъ отверстій. Вроятно, въ нее входили при помощи какихъ-нибудь лстницъ.

Затмъ мы постили еще главную церковь, любопытное старинное зданіе съ колокольней, имющей видъ башни, и украшенной различными причудливыми фигурами. Внутренность стнъ церкви была увшана большими мдными досками съ выгравированными надписями, прославляющими заслуги знаменитыхъ мужей Гейльбронна, жившихъ за два или за три столтія до нашего времени. На тхъ же доскахъ довольно грубо были изображены портреты какъ самихъ знаменитостей, такъ и всхъ членовъ ихъ семействъ, разодтыхъ въ причудливые костюмы того времени. На всхъ этихъ картинахъ глава семейства сидитъ на первомъ план, а надъ нимъ вытягивается цлый рядъ постепенно уменьшающихся по величин сыновей его; напротивъ сидятъ супруга, а надъ нею соотвтственный рядъ пропорціонально уменьшающихся дочерей. Вс семейства очень велики, но перспектива плоха.

Затмъ мы наняли шарабанъ съ лошадью, которая, повидимому, служила еще Гётцу фонъ-Берлихингену и отправились за нсколько миль за городъ, чтобы постить мсто, извстное подъ именемъ Weibertreu, что, какъ я полагаю, значитъ «Врность Женъ». Тамъ стоятъ развалины средневковаго феодальнаго замка. Пріхавши на мсто, мы увидли, что замокъ расположенъ на вершин круглаго холма, высотою около 200 футовъ и довольно крутого. Солнце пекло невыносимо, и поэтому, несмотря на то, что мстоположеніе было красивое и сильно понравилось намъ, мы все-таки ршили не взлзать наверхъ, а, принявши вс разсказы на вру, ограничиться осмотромъ его издалека, пользуясь временемъ, пока привязанная къ оград лошадь немного отдохнетъ. Къ тому же самое мсто и не имло для насъ особаго интереса; насъ больше привлекала связанная съ нимъ легенда, которая очень намъ понравилась; вотъ она:

«Однажды въ средніе вка два молодыхъ герцога, братья, въ одной изъ войнъ оказались въ противоположныхъ лагеряхъ; одинъ дрался за императора, другой противъ него. Замокъ и деревня на вершин холма, о которыхъ я только-что говорилъ, принадлежали одному изъ братьевъ. Во время его отсутствія пришелъ съ своими рыцарями и солдатами другой братъ и осадилъ замокъ. Осада тянулась долго и была трудная, потому что осажденные защищались упорно и отчаянно. Наконецъ, запасы у нихъ истощились, и въ крпости началъ свирпствовать голодъ, отъ котораго они терпли больше, нежели отъ снарядовъ врага. Наконецъ, осажденные начали поддаваться и изъявили согласіе на сдачу, если условія не будутъ жестоки. Но герцогъ-начальникъ былъ сильно озлобленъ долгимъ сопротивленіемъ противника, и объявилъ, что пощадитъ только женщинъ и дтей. Мужчины же вс, безъ исключенія, должны погибнуть отъ меча, а имущество разграблено и уничтожено. Тогда къ нему явилась изъ замка какая-то женщина и умоляла пощадить жизнь ея мужа.

«— Нтъ, — отвчалъ герцогъ, — ни одинъ изъ нихъ не выйдетъ отсюда живымъ; вы сами съ своими дтьми отправитесь въ изгнаніе, но чтобы вы не умерли съ голоду, я окажу вамъ милость и позволю каждой изъ васъ взять столько наиболе для васъ драгоцннаго, сколько вы въ состояніи будете снести на себ».

«Когда отворились ворота крпоcти, то изъ нихъ показалась цлая процессія женщинъ, несшихъ на плечахъ своихъ мужей. Осаждающіе, пришедшіе въ ярость отъ такой штуки, хотли сейчасъ же умертвить всхъ мужчинъ, но имъ помшалъ самъ герцогъ, который сказалъ:

„— Нтъ, спрячьте свои мечи, слово герцога не можетъ быть нарушено“.

Когда мы возвратились въ гостинницу, то круглый столъ короля Артура былъ уже готовъ и накрытъ блою скатертью, а старшій лакей съ своимъ помощникомъ, одтые во фраки съ блыми галстухами, тотчасъ же подали супъ и горячее блюдо.

Мистеръ X. самъ заказывалъ обдъ и, когда на столъ появилось вино, онъ взялъ бутылку, посмотрлъ на этикетъ и, повернувшись къ важному, меланхолическаго и, если можно такъ выразиться, похоронно-торжественнаго вида, главному лакею, замтилъ, что это совсмъ не то вино, какого онъ требовалъ. Главный лакей въ свою очередь взялъ бутылку, окинулъ ее своимъ грустнымъ взглядомъ, и отвтилъ:

— Правда; прошу извинить меня. — Затмъ, повернувшись въ своему подчиненному, онъ тихо сказалъ:

— Принеси другую этикетку.

Тмъ временемъ онъ снялъ съ бутылки прежній ярлыкъ и отложилъ его въ сторону, при чемъ мы замтили, что онъ былъ только-что наклеенъ, такъ какъ даже клей на немъ не усплъ засохнуть. Когда новый ярлыкъ былъ принесенъ, то лакей тотчасъ же его и наклеилъ на прежнюю бутылку; такимъ образомъ французское вино претворилось, согласно нашему желанію, въ нмецкое, а главный лакей, поставивъ бутылку на столъ, спокойно занялся другимъ дломъ съ такимъ видомъ, который ясно показывалъ, что совершонное имъ передъ нашими глазами чудо не составляетъ для него ничего особеннаго.

Мистеръ X. сознался, что хотя онъ и раньше зналъ, что изъ Европы вывозятся каждый годъ цлыя тысячи ярлыковъ въ Америку, гд продавцы легко и безъ особыхъ издержекъ приготовляютъ съ ихъ помощью для своихъ потребителей самые разнообразные сорта иностранныхъ винъ, но что здшній народъ до того честенъ, что производитъ этого рода чудеса на глазахъ публики — этого онъ не могъ и подозрвать.

Посл обда мы отправились погулять по городу и нашли, что онъ одинаково интересенъ какъ днемъ, такъ и при лунномъ освщеніи. Улицы очень узки, очень плохо вымощены и безъ всякаго слда тротуаровъ и фонарей. Дома очень стары, считаютъ свой возрастъ цлыми столтіями и настолько велики, что каждый годится подъ гостинницу; каждый слдующій этажъ выступаетъ со всхъ сторонъ надъ нижележащимъ, такъ что дома постоянно расширяются кверху. Длинные ряды освщенныхъ оконъ съ очень мелкимъ переплетомъ, за которымъ виднются занавсы изъ тюля съ вытканными узорами, и стоящіе снаружи вазы съ комнатными растеніями составляютъ довольно пріятную картину. Луна свтила ярко и тни ложились очень рзко. Ничего не можетъ быть живописне этихъ кривыхъ улицъ съ ихъ двумя рядами высокихъ и острыхъ кровельныхъ шпицовъ, далеко выступающихъ надъ зданіями, и какъ будто вступившихъ въ дружескую между собою бесду, и этой толпы народа, то исчезающаго въ тни, то появляющагося въ полос луннаго свта. Все населеніе городка было на улиц; вс болтали, пли, рзвились или же въ самыхъ разнообразныхъ, лнивыхъ позахъ сидли группами у дверей домовъ.