Поднявъ голову, онъ какъ-то безучастно посмотрлъ на ихъ веселыя лица, затмъ вздохнулъ и сказалъ:

— Добрые люди, я измученъ; молю васъ, отведите меня на ея могилу.

Моментально вс улыбки исчезли, на лицахъ появилась блдность, а Катерина упала въ обморокъ.

Печаль и тишина воцарились въ замк, недавно еще столь веселомъ и шумномъ. Вс ходили съ встревоженными лицами и разговаривали вполголоса. Каждый старался по мр своихъ силъ подйствовать на несчастнаго юношу и вернуть его изъ того міра галлюцинацій, въ которомъ онъ находился. Но въ отвтъ на вс усилія былъ безсмысленный взглядъ и одни и т же слова.

— Добрый незнакомецъ, у меня нтъ больше друзей, вс они давно уже умерли, вы очень любезны и добры ко мн, но я не знаю васъ; я одинокъ и забытъ въ этомъ мір — отведите меня, прошу васъ, на ея могилу.

Конрадъ прожилъ еще два года и все свое время, съ утра до ночи, проводилъ подъ липой, проливая слезы на воображаемой могил своей Катерины. Катерина была единственнымъ товарищемъ несчастнаго тихаго сумасшедшаго. Онъ очень любилъ ее и говорилъ, что она во многомъ напоминаетъ ему его Катерину, умершую «пятьдесятъ лтъ тому назадъ».

— Она была такая веселая, такая рзвая, — говорилъ онъ иногда, — вы же никогда даже не улыбаетесь, и всегда плачете, когда думаете, что я не смотрю на васъ.

Когда Конрадъ умеръ, то, согласно его желанію, былъ похороненъ подъ липою «около своей бдной Катерины».

Съ тхъ поръ Катерина уже одна просиживала подъ деревомъ цлыми днями, ни съ кмъ не говоря и никогда не улыбаясь. Прошло не мало лтъ, пока, наконецъ, судьба не послала ей избавленіе въ вид смерти; ее похоронили рядомъ съ Конрадомъ.

Гаррисъ похвалилъ легенду, чмъ весьма обрадовалъ капитана, онъ обрадовалъ его еще больше, сказавъ:

— Мн хочется поврить легенд ради одного этого дерева, такого здороваго и крпкаго, несмотря на свои 400 лтъ; мн хочется врить, что оно дйствительно стоитъ здсь, какъ бы на страж надъ этой парой несчастныхъ сердецъ и питаетъ къ нимъ какую-то человческую любовь.

Вернувшись въ Неккарштейнахъ, мы окатили свои разгоряченныя головы водой прямо изъ подъ городского насоса, и поспшили въ гоcтинницу, гд и пообдали форелью, сидя въ саду на вольномъ, чистомъ воздух, любуясь то на красивый Неккаръ, извивавшійся внизу подъ нашими ногами, то на причудливо выдлявшійся на фон вечерняго неба Дильсбергъ, то на изящныя башни и бойницы двухъ другихъ замковъ (извстныхъ подъ названіемъ «Ласточкино гнздо» и «Братья»). Въ путь мы тронулись какъ разъ во-время, чтобы до наступленія ночи сдлать послднія восемь миль, оставшіяся намъ до Гейдельберга.

На самомъ заход солнца проплыли мы мимо нашей гостинницы и, влекомые бшенымъ теченіемъ, съ быстротою молніи вступили въ узкій фарватеръ между каменными плотинами. Полагая, что я не хуже всякаго другого сумю налетть плотомъ на мостъ, я пошелъ на самое переднее звено плота и, принявъ на себя всю отвтственность, взялъ у рулевого его шестъ.

Мы неслись съ невроятною быстротою; первое время я исполнялъ свою трудную обязанность довольно успшно, по крайней мр, для перваго раза. Но убдившись внезапно, что плотъ нашъ и въ самомъ дл несется прямо на мостовой быкъ, вмсто того, чтобы идти подъ арку, какъ бы ему и слдовало, я благоразумно выпрыгнулъ на беретъ. Въ слдующій моментъ я видлъ, какъ исполнилось мое давнишнее желаніе. Я, наконецъ, увидлъ крушеніе плота. Онъ врзался какъ разъ въ самый центръ устоя и мгновенно разлетлся въ щепки, точно коробка со спичками отъ удара молніи.

Изъ всей партіи только одинъ я видлъ эту величественную картину; остальные въ это время барахтались въ вод, къ великому удовольствію многочисленныхъ молоденькихъ дамъ, гулявшихъ въ это время по берегу, и потому прозвали ее. Но когда они съ моею помощью были выужены изъ рки уже за мостомъ, то я сейчасъ же, насколько хватило умнья, описалъ имъ все какъ можно подробне. Впрочемъ, это ихъ мало интересовало; они сказали, что чувствуютъ себя насквозь промокшими и смшными и совсмъ не желаютъ слушать моихъ описаній. Молодыя дамы и другіе свидтели происшествія столпились около насъ и выказали большое участіе, что длу, впрочемъ, помогало мало; мои пріятели говорили, что имъ нужно не участіе, а какой-нибудь глухой и безлюдный переулокъ.

Слдующее утро принесло намъ добрыя всти — наши пожитки, наконецъ, прибыли изъ Гамбурга. Пусть это послужитъ для читателя предостереженіемъ. Нмцы чрезвычайно добросовстны и пунктуальны. Если вы попросите нмца сдлать что-либо немедленно, то онъ ловитъ васъ на слов, такъ какъ не сомнвается, что вы, дйствительно, того и хотите, чего просите; онъ и исполняетъ немедленно, хотя, надо правду сказать, что понятіе о слов «немедленно» у него довольно своеобразно — это значитъ черезъ недлю, если дло идетъ о томъ, напримръ, чтобы сшить платье и черезъ часъ или два, если ему прикажутъ подать форель. Вслдствіе той же самой особенности характера, если вы скажете нмцу, что желаете послать свои вещи «малою скоростью», то онъ и тутъ поймаетъ васъ, онъ пошлетъ вещи съ такою скоростью, что вамъ вполн хватитъ времени, чтобы подивиться точности, съ какою на ннецкомъ язык словами «малая скорость» выражается понятіе о медленности. Волосы на голов моихъ пожитковъ, когда я получилъ ихъ съ корабля по приход въ Гамбургъ, были густы, въ Гейдельбергъ же он явились сильно пордвшими, можно сказать, что вещи мои полысли отъ времени. Однако, уже и то хорошо, что он были цлы и нисколько не поломаны. Надо отдать справедливость, въ Германіи съ багажемъ обращаются очень осторожно. Теперь ничто не препятствовало нашему отъзду и мы взялись за приготовленія.

Понятно, первая забота моя была о моей коллекціи по керамик, которую, конечно, я не могъ везти съ собою; это было бы и неудобно да и опасно. Я обратился за совтомъ къ знатокамъ по этой части, но лучшіе изъ нихъ не сходились между собой въ мнніяхъ: одни совтовали упаковать всю коллекцію получше и сдать на храненіе въ кладовую, другіе же говорили, что слдуетъ попытаться помстить ее въ музей великаго герцога въ Маннгейм, гд она будетъ гораздо сохранне. Тогда я ршился послдовать обоимъ совтамъ заразъ и раздлить коллекцію на дв части, при чемъ въ музей отдать т изъ предметовъ, которые поцнне и боле ломки.