(Слдуетъ промежутокъ въ 6 мсяцевъ).

Павелъ Гохъ приходитъ къ старому Гуссу и говоритъ:

— Наконецъ-то я богатъ; у меня какъ разъ столько, сколько вы требовали, пойдите и посмотрите на кучу.

Старый Гуссъ идетъ и, осмотрвъ, говоритъ:

— Этого достаточно, бери ее и будь счастливъ, — онъ разуметъ, конечно, Гретхенъ.

(Слдуетъ промежутокъ въ дв недли).

Гости, приглашенные на свадьбу, собрались въ гостиной стараго Гусса. Гохъ скроменъ и сіяетъ довольствомъ, Гретхенъ оплакиваетъ свою горькую судьбу.

Входитъ старый главный бухгалтеръ Гусса. Гуссъ говоритъ ему гнвно: «Я даю вамъ три недли, чтобы найти ошибку въ вашихъ книгахъ и доказать, что вы не мошенникъ. Пройдетъ назначенный срокъ, и вы или найдете пропажу, или пойдете въ тюрьму, какъ воръ». Бухгалтеръ:- «Я уже нашелъ ее». — «Гд?» Бухгалтеръ, твердо и трагически:- «У жениха въ куч! Возьмите вора, посмотрите, какъ онъ дрожитъ и блднетъ!» — (общее смятеніе). Павелъ Гохъ; «Погибъ, погибъ!» Падаетъ черезъ корову въ обморокъ; его тотчасъ же заковываютъ въ кандалы. Гретхенъ: «Спасена!» падаетъ черезъ теленка въ обморокъ отъ радости и попадаетъ въ объятія Ганса Шмидта, который вбгаетъ въ этотъ моментъ. Старый Гуссъ: «Какъ, ты здсь, плутъ? Оставь двушку и убирайся отсюда». Гансъ, все еще поддерживая безчувственную Гретхенъ: «Нтъ, не уйду. Знай же, жестокій старикъ, что я явился съ такими правами, что ты не можешь теперь мн отказать».

Гуссъ. — Какъ, ты? Съ какими это?

Гансъ, — Такъ слушай же. Люди отвернулись отъ меня, и я ушелъ отъ нихъ. Одинокій бродилъ я по лсу призывая смерть, но она не шла ко мн. Я питался кореньями, изъ которыхъ выбиралъ самые горькіе. И вотъ, три дня тому назадъ, копаясь въ земл, я открылъ рудники навозу! Я нашелъ цлую голконду, неисчерпаемую Бонанзу самаго лучшаго навозу! Теперь я могу купить васъ всхъ и все-таки у меня останутся еще цлыя горы! Ага, теперь ты началъ улыбаться! (Общее смятеніе). Происходить осмотръ образчика руды, Старый Гуссъ, восторженно: «Разбуди ее, растолкай же ее, благородный юноша; она твоя!» Свадьба сейчасъ же совершается. Бухгалтеръ возвращается въ свою контору къ своимъ книгамъ. Павелъ Гохъ отправляется на вислицу. Обладатель Бонанзы Чернаго лса достигаетъ преклонныхъ лтъ и наслаждается любовью своей жены и 27-ми дтей, возбуждая всеобщую зависть.

Какъ-то разъ мы завтракали отварною форелью въ маленькой деревушк (Оттедхофенъ) въ таверн подъ вывской «Земедльческая». Посл завтрака мы перешли отдыхать и курить въ общій залъ, гд и застали цлое общество чернолсской знати, человкъ восемь или девять, сидящихъ за отдльнымъ столомъ. Это было общее собраніе мстнаго округа въ полномъ состав, собравшееся сюда съ 8-ми часовъ утра для выбора новаго члена; покончивши дло, они уже четыре часа пьютъ пиво за счетъ новоизбраннаго. Все это былъ народъ пожилой, лтъ подъ 50 или 60, съ важнымъ выраженіемъ добродушнаго лица, одтый въ костюмы, хорошо намъ знакомые изъ описаній Шварцвальда, въ широкія, съ круглой тульею, черныя фетровыя шляпы съ приподнятыми полями; длинные красные жилеты съ большими металлическими пуговицами, сюртуки чернаго альпака съ тальей гд-то между плечами. Не слышно было ни рчей, ни шума, шелъ только тихій, степенный разговоръ; совтъ потихоньку, не торопясь, но врно и основательно наливался пивомъ, сохраняя степенность и внушительность, какъ и подобаетъ людямъ съ положеніемъ, людямъ вліятельнымъ, людямъ навоза.

Посл полудня, несмотря на порядочную жару, мы потянулись дале, шли мы берегомъ шумливой рчки съ чистою и прозрачною водою, мимо фермъ, водяныхъ мельницъ и нескончаемаго ряда крестовъ, изваяній святыхъ и мадоннъ. Эти кресты и изображенія ставятся здсь въ память умершихъ ихъ родственниками и друзьями; они стоятъ почти на такомъ разстояніи другъ отъ друга, какъ телеграфные столбы въ нкоторыхъ странахъ.

Мы шли по прозжей дорог, при чемъ насъ преслдовало обычное наше счастье; все время мы двигались по самому солнопеку, видя передъ собой тнистые участки дороги; но прежде чмъ мы добирались до нихъ, тнь уходила все дальше и дальше. Вообще за все время нашего странствованія намъ рдко когда удавалось пройти мстечко, которое могло бы дать тнь именно въ ту пору дня, когда оно дйствительно затнено. На этотъ разъ, было какъ-то особенно жарко; единственнымъ утшеніемъ, если только это могло быть утшеніемъ, былъ тотъ неоспоримый фактъ, что крестьянамъ, работавшимъ надъ нашими головами, до крутымъ гордымъ склонамъ, было еще хуже, чмъ намъ. Наконецъ, и намъ стало не въ моготу отъ этого нестерпимаго жара и блеска; мы перепрыгнули ровъ и вошли въ глубокій сумракъ лса, съ намреніемъ отыскать то, что въ путеводител названо «старой дорогой».

Мы скоро нашли эту старую дорогу, и случайно оказалось, что она та самая, которую намъ было надо; однако же, мы шли до ней въ увренности, что мы заплутались, а разъ мы такъ думали, то, понятно, и спшить намъ было не для чего. Мы и не спшили. Поминутно растягиваясь на мягкомъ моховомъ лож, мы предавались отдыху, наслаждаясь тишиной и прохладой лсного уголка. Здсь мы были совершенно одни, а на прозжей дорог, которую мы только-что оставили, кипла сутолока: тянулись телги, шли школьники, крестьяне и цлые отряды студентовъ чуть не со всей Германіи.

Предаваясь отдыху, мы въ то же время занимались наблюденіями надъ муравьями. Ничего новаго я въ нихъ не нашелъ, по крайней мр, такого, чтобы заставило меня измнить о нихъ свое мнніе. Мн кажется, что все, что касается пресловутой разумности этого наскомаго, преувеличено до крайности. Я много лтъ подъ-рядъ, вмсто того, чтобы заниматься чмъ-нибудь боле полезнымъ, наблюдалъ муравья, и нашелъ, что живой муравей, мало чмъ въ отношеніи разумности отличается отъ муравья мертваго. Я говорю, конечно, объ обыкновенномъ муравь, такъ какъ незнакомъ ни со швейцарскими, ни съ африканскими муравьями, о которыхъ разсказываютъ, будто они имютъ правильно организованныя арміи, держутъ рабовъ и диспутируютъ о религіи. Быть можетъ, эти муравьи и представляютъ что-нибудь особенное, и оправдываютъ т удивительныя исторіи, которыя пишутся о нихъ натуралистами, но что касается нашего обыкновеннаго муравья, то весь его умъ не боле какъ обманъ. Конечно, я не могу не признать за нимъ трудолюбія; это одно изъ самыхъ дятельныхъ созданій на земл, - когда на него кто-нибудь смотритъ; но и только, остальныя его качества, сводятся къ упорству и безтолковости. Вотъ онъ вышелъ на фуражировку, вотъ онъ поймалъ какую-то добычу, а затмъ что онъ длаетъ? Идетъ съ ней домой? Вовсе нтъ, онъ несетъ ее, куда хотите, но только не домой. Онъ даже не знаетъ, гд его домъ. Его муравейникъ лежитъ, быть можетъ, всего въ трехъ футахъ отъ него, и тмъ не мене онъ не въ состояніи найти его. Какъ я уже сказалъ, онъ поймалъ добычу; чаще всего что-нибудь такое, что ни ему, ни кому другому не можетъ принести ни малйшей пользы; кром того, добыча эта непремнно всемеро больше, чмъ ей слдовало бы быть; вотъ онъ схватываетъ ее за самое неудобное мсто, съ силою подымаетъ ее на воздухъ и трогается, — не къ дому, но совершенно въ противоположную сторону; идетъ онъ не тихо и осторожно; нтъ, онъ несется, какъ бшеный, съ поспшностью, которая скоро истощаетъ его силы; вотъ онъ притащилъ свою ношу къ камню; вмсто того, чтобы обойти кругомъ, онъ лзетъ на него задомъ, таща за собой и добычу, падаетъ съ нею на землю, съ яростью вскакиваетъ, отряхиваетъ на себ платье, и, поплевавъ на руки, схватываетъ ношу, и со злобой начинаетъ ее тащить дальше; то онъ несетъ ее передъ собой, то онъ тащитъ ее, пятясь задомъ, то, вдругъ разозлившись, подниметъ ее надъ головой и направится въ совершенно противоположную сторону; вотъ онъ подходитъ къ какому-то растенію; ему и въ голову не приходитъ обойти его кругомъ. Нтъ, ему необходимо влзть, и онъ дйствительно лзетъ и тащитъ свою ничего не стоющую ношу на самую верхушку, что настолько же остроумно, какъ если бы я вздумалъ снести куль муки изъ Гейдельберга въ Парижъ, и по дорог захотлъ бы перетащить его черезъ Страсбургскую колокольню; забравшись на самый верхъ, онъ убждается, что это вовсе не то мсто, куда ему требовалось попасть; поспшно осмотрвъ окрестность, онъ тотчасъ же спускается или просто сваливается на землю и снова пускается въ путь, по обыкновенію. въ совершенно уже другомъ направленіи. По истеченіи получаса такой бготни онъ оказывается не дале какихъ-нибудь шести дюймовъ отъ мста первоначальнаго отправленія, гд и бросаетъ свою ношу, а между тмъ, онъ избороздилъ во всхъ направленіяхъ кругъ радіусомъ не мене, какъ въ два ярда, и влзалъ на вс камешки и травинки, какіе только попадались ему на пути.

Бросивъ ношу, муравей обтираетъ со лба потъ, расправляетъ помятые члены и съ прежнею стремительностью, хотя и совершенно безъ цли, бжитъ, куда понесутъ его ноги. Сдлавши безчисленное множество зигзаговъ, онъ, наконецъ, налаживается на только-что брошенную имъ же ношу. Но онъ уже все позабылъ; осмотрвшись, чтобы не попасть какъ-нибудь случайно къ своему дому, онъ схватываетъ ее и снова принимается за старую работу и продлываетъ все то же, что и прежде. Вотъ онъ встртился съ другимъ муравьемъ и остановился отдохнутъ. Новоприбывшій, повидимому, убжденъ, что прошлогодняя нога кузнечика представляетъ громадную цнность; онъ спрашиваетъ перваго муравья, гд онъ ее нашелъ. Но собственникъ усплъ уже забыть, онъ помнитъ только, что нашелъ ее «гд-то тамъ вотъ». Очевидно, пріятель предлагаетъ свою помощь, чтобы донести ногу до дому. И вотъ съ тупоуміемъ чисто муравьинымъ они схватываютъ кузнечикову ногу за оба конца и изо всей своей силы тянутъ ее въ противоположныя стороны. Затмъ они останавливаются, чтобы посовтоваться и отдохнуть. Они видятъ; что дло у нихъ не спорится, но почему — этого открыть они не могутъ. Вотъ они снова берутся за работу, но такъ какъ пріемы ихъ т же, что и прежде, то и результаты прежніе. Слдуютъ пререканія. Очевидно, каждый обвиняетъ другого, который будто бы только мшаетъ. Мало-по-малу они разгорячаются, и споръ заканчивается дракой. Нсколько минутъ они грызутъ и рвутъ другъ друга своими громадными челюстями; они катаются и кувыркаются по земл до тхъ поръ, пока одинъ изъ нихъ не лишится усика или ноги и не уступитъ, чтобы оправиться отъ поврежденія. Затмъ они примиряются и опять сообща принимаются за прерванную работу, и опять-таки прежнимъ безсмысленнымъ образомъ. Но покалченный муравей теперь не можетъ уже такъ спорить со здоровымъ, и вотъ, несмотря на вс его усилія, здоровый его товарищъ тянетъ его за собой вмст съ ношею. Вмсто того, чтобы уступить, калка еще цпляется и только еще боле повреждаетъ свою раненую ногу о всякое препятствіе, которое встртится имъ по пути. Наконецъ, когда нога кузнечика будетъ еще разъ протащена по всей арен и очутится на прежнемъ своемъ мст, муравьи, мокрые отъ пота, окончательно бросаютъ ее. Они оба какъ-то вдругъ убждаются, что старая, сухая нога кузнечика совсмъ не стоитъ тхъ трудовъ, какіе они на нее положили. Не долго думая, они расходятся въ разныя стороны и принимаются за поиски какого-нибудь стараго гвоздя или другой подобной вещи. достаточно малоцнной, чтобы заинтересовать муравья.