— Томъ Генри, — хладнокровно поправилъ юноша.

Я снова принялся благодарить его, просто разсыпался въ благодарностяхъ, и, заикаясь, едва могъ выговорить:

— Томъ Генри, да, Томъ Генри было имя этого бдняжки. Я назвалъ его въ честь Тома, э… Томаса Карлейля, великаго писателя, вы знаете, а Генри, э… въ честь Генриха VIII. Родители были весьма довольны имть ребенка по имени Томъ Генрихъ.

— Но отъ этого дло оказывается еще боле страннымъ, — проговорила какъ бы въ раздумь моя прекрасная пріятельница.

— Еще боле странно! Почему?

— Да, потому что родители, говоря объ этомъ ребенк, постоянно называютъ его Сусанной Амеліей.

Эти слова окончательно зажали мн ротъ, Я ничего не могъ возразить. Вс уловки были исчерпаны; идти въ этомъ направленіи дале — значило лгать, а этого я не желалъ. Поэтому я сидлъ молча и мучился, сидлъ разбитый и красный, словно я жарился медленно въ своемъ собственномъ соку. Вдругъ мой непріятель разсмялся самымъ счастливымъ смхомъ и сказалъ:

— Мн-то, дйствительно, этотъ разговоръ о прошломъ доставилъ нкоторое удовольствіе, но вамъ, кажется, нтъ. Я сразу увидла, что вы только притворяетесь, будто узнали меня, а такъ, какъ вначал я похвалила васъ, то и вздумала зато наказать потомъ. И, кажется, это мн вполн удалось. Мн весьма было пріятно слышать, что вы знаете и Георга, и Тома, и Дарли, потому что я ихъ никогда даже и не видла раньше и потому не могла и подозрвать, что вы знакомы съ ними; не мало вы меня порадовали и тмъ, что сообщили имена всхъ этихъ миическихъ дтей. Повидимому, отъ васъ и еще не мало можно получить разнаго рода свдній, стоитъ только половче за васъ приняться. Мери, и буря, и унесенныя лодки — это не вымыселъ; все остальное выдумка. Мери — это моя сестра; полное ея имя Мери **. Т_е_п_е_р_ь-то вспомнили вы, кто я?

— Да, — отвчалъ я, — теперь-то я узнаю васъ; и вы остались такою же жестокою, какой были тринадцать лтъ назадъ на томъ корабл, иначе бы вы не захотли такъ наказывать меня. Ни характеръ вашъ, ни ваша вншность ни мало не перемнились съ тхъ поръ; вы высматриваете такою же молодою и почти такая же красавица, какъ и прежде, и часть красоты вашей перешла въ этого славнаго юношу. Затмъ, если только слова эти могутъ васъ тронуть, позвольте мн выкинуть блый флагъ и заявить, что я побжденъ и признаюсь въ этомъ.

Я былъ помилованъ, и мы распростились. Вернувшись къ Гаррису, я сказалъ:

— Теперь вы видите, что можетъ сдлать неглупый и ловкій человкъ.

— Извините меня, я вижу только, что можетъ сдлать человкъ, колоссально невжливый и недалекій. Нечего сказать, хорошая мысль, идти въ незнакомое общество и разговаривать цлыхъ полчаса! Никогда въ жизни до сей минуты не подозрвалъ я, что человкъ въ здравомъ ум способенъ выкинуть подобную штуку. Что же вы имъ сказали?

— Ничего непріятнаго. Я только спросилъ двушку, какъ ее зовутъ.

— Не сомнваюсь. Клянусь въ этомъ честію. Полагаю, что вы способны и на это. Съ моей стороны было тоже глупостью дозволить вамъ пойти и отличиться такъ. Но, знаете, я не врилъ, что вы, дйствительно, можете сдлать такую непростительную вещь. Что теперь подумаютъ о васъ эти господа? Но какъ вы это спросили — я хочу сказать, въ какой форм? Надюсь, не сразу же такъ и брякнули?

— О, нтъ, я и самъ думалъ объ этомъ. Я сказалъ: «Мой другъ и я хотимъ знать, какъ васъ зовутъ, если дозволите»,

— Да, это сказано было не грубо. Такая вжливость длаетъ вамъ несказанную честь. И мн очень пріятно, что вы упомянули и обо мн; вполн цню вашу деликатность и вниманіе. Но что же отвчала она?

— Да ничего особеннаго, сказала только, какъ ее зовутъ.

— Просто сказала только свое имя. И вы хотите сказать, что она не выказала никакого удивленія?

— Нтъ, теперь я начинаю думать, что она была нсколько удивлена; тогда я думалъ иначе — и принялъ это за выраженіе удовольствія.

— О, нтъ сомннія, вы правы; это именно было выраженіе удовольствія; да и что же можно почувствовать, какъ не удовольствіе, получивъ отъ какого-то незнакомаго человка такой оскорбительный вопросъ. Что же вы затмъ сдлали?

— Я протянулъ имъ свою руку и они оба пожали ее.

— Я видлъ это! Я не врилъ своимъ собственнымъ глазамъ. Не общалъ ли вамъ тотъ молодой человкъ перервать горло?

— Нтъ, насколько я могъ судить, они оба, казалось, были рады меня видть.

— И знаете, я врю этому. Я увренъ, что они сказали про себя. «Безъ сомннія, этотъ чудакъ только-что вырвался изъ подъ присмотра, позабавимся надъ нимъ». Иначе нтъ другого способа объяснить ихъ снисходительность. Я видлъ, вы сли. Это они пригласили васъ?

— Нтъ, они не приглашали меня садиться, но я подумалъ, что они просто забыли сдлать это.

— У васъ безошибочный инстинктъ. Что же вы еще сдлали? О чемъ вы разговаривали?

— О, я спросилъ двушку, сколько ей лтъ?

— Нимало не сомнвался. Ваша деликатность свыше похвалъ. Ну, дальше, дальше — не обращайте вниманія на мое кажущееся раздраженіе. Я всегда выгляжу такимъ именно тогда, когда чмъ нибудь особенно обрадованъ. Дальше сказала она сколько ей лтъ?

— О, да, она сказала мн сколько ей лтъ, и, кром того, разсказала мн подробно и о матери, ни о бабушк, и о другихъ своихъ родныхъ, а такъ же многое о себ самой.