Твен Марк
Шрифт:
Мы спали на песк, на самомъ берегу озера, между двумя глыбами, защищающими насъ отъ ночного втра. Намъ не надо было никакихъ наркотическихъ средствъ для усыпленія. Съ первыми лучами восходящаго солнца мы были всегда на ногахъ и, чтобы умрить избытокъ нашихъ силъ, мы предавались физическимъ упражненіемъ, т. е. Джонни предавался, а я держалъ его шляпу. Посл завтрака, покуривая спокойно трубку, мы смотрли, какъ солнце поднималось изъ-за вершинъ горъ, набрасывая тнь на скалы и постепенно лучами своими освщало лсъ. Мы слдили, какъ ясне и ясне во всхъ подробностяхъ отражалась на гладкой поверхности озера просыпающаяся природа. И потомъ къ «длу». Другими словами, мы сли въ лодку и пустили ее по втру.
Мы были на сверномъ берегу озера. Тутъ отражающіяся въ вод скалы кажутся то срыми, то блыми, что зависитъ отъ дивной прозрачности воды, которая придаетъ этой части озера большую привлекательность. Мы обыкновенно отталкивали нашу лодку приблизительно на сто ярдовъ отъ берега и, бросивъ весла, сами ложились на дно, на припек солнца, оставляя ее плыть часами по направленію втра. Мы рдко разговаривали: это могло только прервать блаженный покой и мшать нашимъ грезамъ, навяннымъ прелестной тишиною и пріятною праздностью. Весь берегъ вдоль былъ изрзанъ глубокими заливами и бухтами съ узкими песчаными берегами; и гд песокъ кончался, тамъ, прямо вверхъ, въ воздушное пространство поднимались крутые склоны горъ, поднимались, какъ громадныя стны, чуть-чуть наклонно, и поросшія густымъ лсомъ высокихъ сосенъ.
Такъ необыкновенно прозрачна была вода, что, гд глубина ея была двадцать или тридцать футовъ, дно было такъ ясно видно, что лодка, казалось, плыла по воздуху! Да, даже тамъ, гд глубина была восемьдесятъ футовъ. Маленькіе камешки виднлись отчетливо, каждое пятнышко форели и каждая песчинка не пропадала отъ глазъ. Часто, лежа въ лодк, внизъ лицомъ надъ водою, любуешься отражающейся природою и вдругъ видишь, какъ каменная глыба, величиною въ сельскую церковь, какъ бы поднимаясь со дна, быстро стремилась къ поверхности воды и, подвигаясь, грозила уже тронуть наши лица, тогда невольно схватывали мы весло, желая этимъ отстранить кажущуюся опасность. Но лодка продолжала плыть, а глыба спускалась снова, и тогда мы могли замтить, что когда мы были какъ разъ надъ нею, то и тогда она была на двадцать или на тридцать футовъ ниже поверхности. Внизу, сквозь эту свтлую глубину, вода была не только прозрачна, но блестяще и ослпительно прозрачна. Вс предметы, видимые сквозь нее, были живы, свтлы и ясны, не только очертаніями, но и малйшими подробностями своими, и которыя ускользали, виднныя сквозь такой же объемъ атмосферы. Такъ воздушно и пусто казалось водяное пространство подъ нами и такъ сильно было воображеніе, что плывешь высоко надъ пустотою, что прозвали эти экскурсіи «путешествіями на воздушномъ шар».
Мы много удили, но не вылавливали и одной рыбы въ недлю. Мы видли форели, весело плавающими въ пустот подъ нами или спящими въ масс, на дн, но они почему-то не шли на удочку, вроятно, сквозь воду видли лесу. Мы часто намчали форель, какая намъ хотлась, и осторожно спускали въ глубину, въ восемьдесятъ футовъ, къ самому носу ея приманку, но рыба только стряхивала ее съ носа съ видимой досадой и мняла свое положеніе.
Мы по временамъ купались, вода, несмотря на жгучее солнце, была холодна. Иногда мы мили на дв отплывали отъ берега къ «синей вод», тутъ вода была синяя, какъ индиго, что зависло отъ безконечной глубины того мста. По оффиціальнымъ свдніямъ, въ самомъ центр озеро это иметъ тысячу пятьсотъ двадцать пять футовъ глубины! Иногда, предаваясь лни, посл полудня, мы валялись по песку, курили трубку и читали какой-нибудь старый романъ. Вечеромъ, у разведеннаго костра, мы играли въ экарте или въ другую какую, игру для укрпленія духа, и играли такими грязными и рваными картами, что только знакомство съ ними въ теченіе цлаго лта могло пріучить распознавать ихъ и не смшивать туза червоннаго съ валетомъ бубновымъ.
Мы никогда не спали въ нашемъ «дом» и почти въ немъ не нуждались; мы сдлали эту постройку лишь для того, чтобы удержать землю за собою, и этого было достаточно. Мы боялись нечаянно ее разорить.
Мало-по-малу провизія наша стала приходить къ концу и мы отправились на прежнюю стоянку, чтобы сдлать новый запасъ всего. Цлый день употребили мы на это, и вернулись домой къ ночи усталые и голодные. Пока Джонни несъ большую часть провизіи въ домъ, я взялъ хлбъ, нсколько ломтей ветчины и кофейникъ на берегъ, положилъ все это около дерева, зажегъ костеръ и пошелъ назадъ къ лодк, чтобы достать вертелъ. Въ это время я услышалъ крикъ Джонни и, посмотрвъ въ ту сторону, увидлъ, что мой огонь быстро охватилъ все вокругъ него.
Джонни стоялъ на другой сторон и чтобы дойти до озера, онъ долженъ былъ пробжать черезъ огонь; и такъ стояли мы, безпомощные и наблюдали за опустошеніемъ.
Почва въ этомъ мст была густо усыпана сосновыми иглами и огонь, дойдя до нихъ, разгорлся, какъ отъ пороха, и чудно было видть, съ какою, бшеною скоростью огонь распространялся! Мой кофейникъ уже не существовалъ, а съ нимъ погибли и другія вещи. Въ теченіе полутора минутъ огонь охватилъ сухіе, густо-поросшіе кусты въ шесть или семь футовъ вышины и тогда ревъ, шумъ и трескъ были что-то ужасны. Жара принудила насъ удалиться къ лодк и тамъ, очарованные зрлищемъ, стояли мы не шевелясь и восхищались.
Черезъ полчаса все передъ нами кружилось въ бур огня! Огонь взбирался быстро вверхъ по сосднимъ хребтамъ, переходилъ черезъ нихъ, куда-то пропадалъ съ тмъ, чтобы снова показаться на верхушкахъ отдаленныхъ горъ, чудно освщая окрестность, снова исчезалъ и снова появлялся, распространяясь и поднимаясь все выше и выше по склонамъ горъ, пробгалъ по волнамъ, по узкимъ проходамъ и по пути охватывалъ все, что глазъ могъ видть. Вдали по ту сторону озера, скалы и утесы, освщенные яркимъ заревомъ, окрашивали небо багровымъ цвтомъ и наполняли картину ада!
Каждый штрихъ этой картины отражался въ блестящей поверхности озера! И об картины были превосходны, об великолпны; но та, отражавшаяся въ вод, была какъ-то лучше, и невольно очаровывала глазъ. Мы сидли четыре долгихъ часа недвижимы, поглощенные этимъ зрлищемъ, забыли про ужинъ, забыли про усталость. Но въ одиннадцать часовъ пламя перешло за предлъ нашего зрнія и опять повсюду водворилась темнота.
Голодъ сталъ насъ донимать, но намъ нечего было сть. Провизія, безъ сомннія, была вся сжарена, но мы не ршались идти за ней. И вотъ опять мы стали бездомными скитальцами безъ собственности. Наша ограда пропала, нашъ домъ сгорлъ и никакой страховой преміи! Нашъ сосновый лсъ былъ спаленъ, сухія деревья сгорли и цлыя акры кустарника (manzanita) стерты съ лица земли. Плэды, къ счастію, лежали на нашихъ обычныхъ песчаныхъ постеляхъ, такъ что мы пошли и легли спать. На слдующее утро мы опять похали на старую стоянку, но, отъхавъ довольно далеко отъ берега, насъ застала такая страшная гроза, что мы боялись причалить къ берегу. Я сталъ быстро вычерпывать воду, а Джонни приналегъ на весла, и мы достигли мстности на три или четыре мили выше стоянки. Гроза увеличивалась и было ясно, что лучше причалить лодку къ какому-нибудь берегу, чмъ рисковать очутиться въ стосаженной глубин. Мы тронулись, преслдуемые грозными пнистыми волнами, я слъ къ парусамъ и сталъ направлять лодку къ берегу; какъ только носъ лодки ударился о берегъ, волна, хлынувъ за бортъ, смыла все находившееся на ней и тмъ избавила насъ отъ лишняго труда. Цлый день мы находились подъ страхомъ паденія какой-нибудь глыбы, а всю ночь мерзли отъ холода. Утромъ гроза прекратилась, и мы, не теряя времени, стали грести по направленію стоянки. Мы такъ были голодны, что съли весь остатокъ провизіи бригады и похали обратно въ Карсонъ, чтобы сообщить ей объ этомъ и извиниться передъ нею. Было условлено заплатить ей вс убытки.