Гошуты-индйцы, которыхъ мы видли по дорог и около станціи, были малорослы, худощавы и тщедушны; кожа, какъ у американскихъ негровъ, темная, лица и руки покрыты слоемъ грязи, которую они накапливали мсяцами, годами и даже поколніями; молчаливая, раболпная и предательская раса, подглядывающая всюду, какъ длаетъ это благородный краснокожій, о которомъ мы читаемъ; какъ вс другіе индйцы лнивы, замчательно выносливы и терпливы; гнусный попрошайка, вчно голодный, неразборчивый на ду, готовъ състь то, чмъ свинья пренебрегаетъ; въ душ охотникъ, но главная забота убить и състь оселъ-кролика, кузнечика, стрекозу и украсть падаль у кайота и сарыча; дикари до такой степени, что когда къ нимъ обращаются съ вопросомъ, врятъ ли они въ великаго духа, въ котораго вс индйцы вруютъ, они приходятъ въ волненіе, думая, что имъ предлагаютъ виски; жалкая раса, эти полунагіе гошуты-индйцы, они ничего не производятъ, не имютъ селеній, никакихъ общественнныхъ сборищъ — это люди безъ крова, взамнъ котораго, они набрасываютъ на кустъ тряпье, чтобъ предохраниться отъ снга, и вмст съ тмъ живутъ въ самой скалистой, холодной и непривлекательной стран.

Бушмены и гошуты-индйцы, очевидно, происходятъ отъ себ подобной гориллы или кенгуру — родоначальники человчества, по словамъ Дарвина.

Мене всего можно было ожидать отъ гошутовъ-индйцевъ нападенія, такъ какъ они въ теченіе многихъ мсяцевъ кормятся около станціи разными отбросами, а между тмъ, бывало, ночью, когда мене всего ожидаешь, они поджигали строенія и, спрятавшись, изъ-за засады убивали людей. Однажды ночью они напали на почтовую карету, гд единственнымъ пассажиромъ былъ судья изъ Невады, и съ первымъ залпомъ туча стрлъ разорвала сторы, ранила лошадей, а также и кучера, чуть ли не на смерть. Возница былъ весь въ ранахъ и пассажиръ тоже. При крик кучера о помощи судья Моттъ выбжалъ изъ кареты, вскочилъ на козлы, взялъ въ руки возжи, и полетли они сквозь толпу тщедушныхъ дикарей, подъ градомъ стрлъ. Раненый кучеръ скатился на подножку, но не выпускалъ возжей, сказавъ, что будетъ править, пока его не смнятъ. Когда судья настоялъ и взялъ возжи, то кучеръ, лежа у него ногъ, указывалъ путь, говоря, что надется протянуть, пока не оставитъ индйцевъ далеко за собой, тогда главное затрудненіе будетъ уничтожено, и если судья подетъ такъ-то и такъ-то (онъ указывалъ дорогу), то они могутъ дохать благополучно до слдующей станціи. Судья живо обогналъ непріятеля и, наконецъ, подъхавъ къ станціи, успокоился, что вс опасности миновали; но у него уже не было товарища по оружію, съ которымъ онъ могъ бы порадоваться: храбрый кучеръ былъ мертвъ.

Постараемся теперь забыть наше рзкое сужденіе объ оверлэндскомъ почтовомъ кучер. Отвращеніе, которое я имлъ къ гошутамъ-индйцамъ, я, поклонникъ Купера и обожатель краснокожихъ, даже школьныхъ дикарей въ «Послднемъ изъ Могикановъ», которыхъ удачно сравниваютъ съ жителями двственныхъ лсовъ, раздляющихъ каждое изреченіе на дв равныя части: одна замчательно грамматична, изыскана и благозвучна, другая же напоминаетъ говоръ горцевъ и грубыхъ охотниковъ, — итакъ, гадливость, которую я питалъ къ гошутамъ, я, поклонникъ индйцевъ, убдила меня строже проврить мои знанія, чтобы посмотрть, не излишне ли было мое обожаніе къ краснокожему. Открытія, которыя я сдлалъ, были полны разочарованія, и странно было, какъ этотъ народъ сразу упалъ въ моихъ глазахъ, и какъ скоро я пришелъ къ тому убжденію, что во всякомъ индйскомъ племени вы найдете гошута, боле или мене смягченнаго, можетъ быть, окружающими обстоятельствами, но всетаки гошута. Они достойны сожалнія, несчастныя созданія, и издали вполн пользуются моимъ, вблизи же — ничьимъ.

Есть предположеніе заграницей, что Балтиморская и Вашингтонская желзнодорожныя компаніи и многіе изъ ихъ агентовъ — гошуты, но это пустяки. Существуетъ небольшое сходство, которое и можетъ ввести въ заблужденіе несвдущихъ, но не людей опытныхъ, видавшихъ оба эти племя. Серьезно говоря, это даже не остро и не благовидно распускать вышеприведенную молву, которая всетаки повредила этому классу людей, такъ много перенесшему трудностей въ этихъ ужасныхъ степяхъ Скалистыхъ Горъ. Одному небу извстно! Если мы не можемъ удлить имъ христіанскаго чувства, симпатіи и состраданія, то, во имя Всевышняго, не будемъ бросать въ нихъ грязью.

На семнадцатый день мы перехали самыя высокія вершины виднныхъ нами горъ, и хотя день былъ теплый, но слдующая за нимъ ночь была такъ холодна, что одяла намъ были весьма полезны.

На восемнадцатый день на станціи Ризъ-Риверъ (Reese-River) мы встртили восточную команду строителей телеграфнаго общества и воспользовались случаемъ послать телеграмму его превосходительству губернатору Карсонъ-Сити (разстояніе въ сто пятьдесятъ шесть миль).

На девятнадцатый день мы прохали Большую Американскую степь — сорокъ памятныхъ намъ миль глубокаго песку, въ которомъ колеса утопали отъ шести дюймовъ до одного фута. Этотъ путь продлали мы большею частью пшкомъ, это было скучное и тяжелое странствованіе: вс страдали отъ жажды, а воды не было. Дорога черезъ всю степь бллась отъ усянныхъ скелетовъ быковъ и лошадей, можно сказать безъ преувеличенія, что съ каждымъ шагомъ мы ступали на кость, и такъ можно бы пройти вс сорокъ миль. Степь эта представляла одно громадное кладбище. Груда шинъ, деревянныхъ связей и остововъ фуръ попадались повсюду. Не ясно ли, что эти остатки доказываютъ страданія и лишенія, какимъ подвергались первыя партіи переселенцевъ, отправляясь въ Калифорнію?

На окраин степи лежитъ озеро Карсонъ (Carson Lake) или «прудъ» Карсонъ, мелкая, печальная площадь воды, не боле восьмидесяти или ста миль въ окружности. Рка Карсонъ втекаетъ въ нее и въ ней же теряется, пропадая таинственно въ земл, чтобы боле не появляться, такъ какъ озеро это не иметъ исхода.

Въ Невад нсколько ркъ имютъ эту таинственную участь; он втекаютъ въ разныя озера или «пруды» и тутъ же исчезаютъ. Карсонъ, Гумбольдтъ, Балкеръ, Моно, все большія озера, не имющія истоковъ. Рки всегда втекаютъ въ нихъ, но не вытекаютъ, а вмст съ тмъ въ этихъ послднихъ вода никогда не прибавляется и никогда не выходитъ изъ своего уровня; что они длаютъ со своимъ излишкомъ, одному Создателю извстно.

На западномъ кра степи мы сдлали остановку въ город Рэгтоун (Ragtown). Онъ состоитъ изъ одного бревенчатаго дома и не помщенъ на карт.

Это напомнило мн одинъ случай. Когда мы выхали изъ Жюлесбурга, на Платт, я сидлъ на козлахъ рядомъ съ кучеромъ и онъ сказалъ мн:

— Я могу разсказать вамъ уморительную вещь, если вы только пожелаете ее выслушать. Однажды Горацій Грилей халъ по этой дорог; когда онъ вызжалъ изъ Карсонъ-Сити, онъ сказалъ кучеру Генкъ-Монку, что онъ обязанъ читать лекцію въ Пласервилл и потому очень торопится туда дохать. Генкъ-Монкъ ударилъ бичемъ и похалъ очень скоро, карета подпрыгивала такъ страшно, что вс пуговицы на пальто Горація оторвались, и наконецъ онъ головой своей пробилъ крышу кареты и жалобно воззвалъ къ Генкъ-Монку, прося его хать тише, сказавъ, что теперь мене торопится, нежели десять минутъ тому назадъ. Но Генкъ-Монкъ отвтилъ: «Сидите смирно, Горацій, я васъ привезу туда во-время», — привезти-то онъ привезъ, но что?

Черезъ день или два посл этого на перекрестк дорогъ къ намъ слъ человкъ изъ Денвера (Denver); онъ намъ много разсказывалъ объ этой мстности и о Джорж Диггинс. Это былъ весьма интересный господинъ и хорошо знакомъ съ длами Колорадо. Черезъ нсколько минутъ онъ сказалъ:

— Я могу разсказать вамъ уморительную вещь, если вы только пожелаете ее выслушать. Однажды Горацій Грилей халъ по этой дорог; когда онъ вызжалъ изъ Карсонъ-Сити, онъ сказалъ кучеру Генкъ-Монку, что онъ обязанъ читать лекцію въ Пласервилл и потому очень торопится туда дохать. Генкъ-Монкъ ударилъ бичемъ и похалъ очень скоро, карета подпрыгивала такъ страшно, что вс пуговицы на пальто Горація оторвались, и наконецъ онъ головой своей пробилъ крышу кареты и жалобно воззвалъ къ Генкъ-Монку, прося его хать тише, сказавъ, что теперь мене торопится, нежели десять минутъ тому назадъ. Но Генкъ-Монкъ отвтилъ: «Сидите смирно, Горацій, я васъ привезу туда во-время», — привезти-то онъ привезъ, но что?