Шрифт:
Фока пожал плечами.
— Если Бог захочет совершить чудо, для Него всё возможно!..
— А ты?
— Я — нет... ты сама знаешь...
— Да, знаю! Скажи, ведь не мне, а им, киевским князьям, предназначались эти запястья?..
— Да... я действовал по приказу Вардаса. Ты сама знаешь, что я не мог ослушаться...
— Ещё не скоро я умру?
— Ангел смерти уже около тебя...
Аскольд заревел, как раненый зверь.
— Горе вам! Горе тебе, Византия!.. — кричал он, — и я, я, любивший её более всего на свете, убил её сам...
— Подойди ко мне, — раздался голос Зои, — наклонись, я счастлива, что умираю за тебя... Если бы не я, ты погиб бы... так суждено... Я умираю... Отомсти за мою смерть!.. Отомсти не им... они не виноваты... — хрипела Зоя, — отомсти Византии за всё её коварство... Поклянись!
— Клянусь! — крикнул Аскольд. — Я камня на камне не оставлю в этом проклятом гнезде!..
— Благодарю... милый, любимый... Прощай!..
Началась агония. Зоя мучилась недолго... Яд врача Фоки действовал быстро...
Аскольд был страшен. Даже привычные ко всему варяги попятились перед ним...
Яростным, распалённым взглядом посмотрел он на бесстрастно стоявшего перед ним Фоку.
— Разорвать его между деревьями немедленно! — крикнул он.
Ни один мускул не дрогнул на лице византийского врача.
Из соседнего покоя раздались крики купцов, понимавших, что теперь для них всё кончено.
— А с теми что прикажешь делать, княже? — дрожащим от бешенства голосом спросил Всеслав.
— Разметать конями по полю!.. Её похоронить.
— Она была христианка, княже! — раздался спокойный голос Фоки.
— И вы, христиане, убили её? — крикнул ему Дир.
— Так было суждено... Молю вас, похороните её по христианскому обряду.
— Берите же его! — закричал вне себя от бешенства Аскольд, — и сейчас же...
Фоку утащили из покоев.
Озлобление против него было страшное. Предательство казалось славянам таким преступлением, за которое не может быть пощады.
Весть о случившемся в княжьих палатах уже успела обойти весь Киев. Толпа народа бежала отовсюду к молодому леску, где уже собрались дружины князей. Фока, по-прежнему спокойный и бесстрастный, приведён был туда же. Он столько раз видел смерть, сам, по приказанию других, совершал преступления, что всегда готов был к своему смертному часу. Но он не знал, что его ждёт. Он плохо понимал славянское наречие, и смысл слов Аскольда был ему непонятен. Он даже не понимал, что готовится для него. С любопытством смотрел он, как пригнуты были к земле два стоявших близко друг от друга молодых деревца. Потом его повалили на землю... Фока чувствовал, что его ноги привязывают к нагнутым вершинам деревьев. Державшие верхушки деревьев разом отпустили их... Деревья быстро распрямились. Послышался ужасный крик... Всё произошло в одно мгновение. Когда все взглянули вверх, то окровавленная масса, разорванная на две части, качалась между вершинами деревьев...
Издали слышались вопли размётываемых по полю купцов...
II
Прах несчастной Зои был предан земле по христианскому обычаю. На этом настоял Аскольд.
Зоя ещё при жизни взяла с него клятву, что если только она умрёт в Киеве, то он похоронит её по обрядам, предписываемым христианством.
Лишь только могильный холм возвысился над её прахом, звуки рогов возвестили, что князья желают говорить с дружиною и народом.
— Народ киевский и дружина моя храбрая! — сказал Аскольд, когда все собрались к крыльцу его терема. — Уходим мы в путь далёкий и опасный. Знаю и теперь уже я, не вернутся назад многие. Но пусть не плачут о них матери и жёны. Смерть храбреца — счастье. Пусть утешатся и дети. Они не будут сиротами, если приведёт мне судьба возвратиться в Киев, — всех их приму я к себе; если я не вернусь, то сделает это брат мой Дир, а если не вернёмся оба, то должен принять к себе сирот тот, кто заменит нас.
— Зачем говоришь так, батюшка князь? — раздались восклицания. — Как это можно, чтобы ты не вернулся!
— Зачем сердце наше понапрасну смущаешь такими речами?
Не ходи тогда уж лучше, оставайся с нами в Киеве!
— Нет, всё готово для похода, и мы пойдём. Византия, никакая сила не спасёт тебя от этой грозы! Только ты, киевский народ, поклянись, что останешься нам верным...
— Клянёмся! Во веки веков! Пока Киев стоит, будем тебе верными! — кричал народ.
— Как мы забыть тебя можем, благодетеля нашего? Ведь ты от хозар нас избавил.
— Только оставь нам за себя кого-нибудь.
— Для этого я и созвал вас. За меня, пока мы будем в походе, здесь пусть останется Всеслав. Он будет править вами нашим именем, он будет творить над вами суд и милость.
— Князь! Я не останусь здесь, я иду с тобой! — раздался голос Всеслава.
— Молчи! — вдруг засверкав глазами, прикрикнул на своего любимца Аскольд. — Я князь, я приказываю, и ты ослушиваться моей воли не посмеешь!
Впервые видел таким своего князя Всеслав. Он невольно смутился и только смог пробормотать в своё оправдание: