Шантеплёр Гюи
Шрифт:
— Послушайте, барышня, — возразилъ Даранъ, призывая на помощь все свое краснорчіе и всю свою разсудительность, — мн кажется, что въ своемъ возбужденіи вы немного смшиваете событія; не попробовать ли намъ расположить ихъ боле правильно? Я дольше вашего жилъ и имлъ часто возможность убдиться, что большая часть ссоръ происходитъ отъ того, что упустили случай откровенно и спокойно объясниться. Да, я васъ увряю, 90 разъ изъ 100 замчаешь, посл того, какъ измучаешь себя, что достаточно было бездлицы; одного слова, чтобы понять другъ друга; именно этого слово и избгаютъ говорить.
Миссъ Севернъ покачала головой съ видомъ сомннія и унынія.
— Не сердитесь на меня, — продолжалъ Даранъ, — я самый старый и, осмлюсь почти утверждать, самый преданный изъ друзей Мишеля; благодаря этому званію, я чувствую себя вашимъ почтительнымъ другомъ. Вотъ почему я считаю себя вправ говорить съ вами съ такой откровенностью.
— Я на васъ никоимъ образомъ не сержусь, — пробормотала молодая двушка.
— Благодарю. Теперь я тотчасъ же вамъ докажу, насколько часто то, что иметъ видъ полной вероятности, бываетъ обманчивымъ? Вы мн заявляете, что графиня Вронская была въ Барбизон и что вашъ женихъ провелъ съ ней весь день въ воскресенье. Я не зналъ, сознаюсь въ этомъ, что графиня Вронская писала Мишелю, но что я достоверно знаю, это то, что Мишель не здилъ въ воскресенье въ Барбизонъ. Онъ писалъ въ Барбизонъ, какъ мн казалось, по какому-то длу, чтобы сообщать, что задержанъ въ Ривайер, и у меня тмъ боле вскія основанія это утверждать, что мой слуга ходилъ относить письмо на вокзалъ, а Треморъ провелъ все воскресенье, весь день, барышня, съ 10 часовъ до 6, (онъ обдалъ, кажется, въ Кастельфлор) у меня, со мной… По крайней мр, въ этомъ я вамъ даю мое слово честнаго человка.
— Ахъ! милый господинъ Даранъ.
Она сложила руки, лицо ея сіяло.
— Вы видите, барышня, — заключилъ, улыбаясь, изобртатель эликсира Мюскогюльжъ, — было бы нсколько поспшно убивать графиню Вронскую.
Но уже потухалъ прекрасный блескъ, только что освщаршій голубые глаза Сюзанны.
— А исторія Клода! — сказала она. — Вы должны ее знать, такъ какъ Мишель не иметъ отъ васъ тайнъ.
Даранъ согласился.
— Изъ-за этого я и ухала. О! Подумать только, что эта нелпая выходка была причиной нашей помолвки, подумать, что изъ-за шутки, глупости, Мишель счелъ себя вынужденнымъ на мн жениться. Подумать, въ особенности, что это я ему навязалась, что я написала ему о своемъ согласіи быть его женой, тогда какъ онъ совсмъ не хотлъ на мн жениться. Думать, что онъ… что онъ меня не любилъ, что, можетъ быть, я ему не нравилась. Кто знаетъ? О! это ужасно, невыносимо… Третьяго дня, знаете, когда я все узнала, я хотла умереть.
— Большое счастье, что ваше безразсудное желаніе не было услышано какой нибудь злой колдуньей, барышня, — замтилъ Даранъ, который упивался открывавшейся истиной и повторялъ себ внутренно, что ничто такъ не полезно для раскрытія правды, какъ разспросы. — Немного странныя обстоятельства, сопровождавшія — скажемъ даже вызвавшiя — помолвку Мишеля, мн дйствительно извстны. Онъ вамъ ихъ разскажетъ подробно. Я солгу, если скажу, что вашъ женихъ былъ очарованъ первоапрльской выходкой Клода. Нтъ, прежде всего, и по справедливости, поведеніе этого неблагоразумнаго молодого человка его вывело изъ себя. Онъ даже безусловно ршилъ дать вамъ знать, насколько возможно учтиве и черезъ посредство г-жи Бетюнъ, что онъ и не думаетъ о женитьб.
— Но тогда?
— …Съ этимъ по крайней мр намреніемъ онъ отправился въ Прекруа; что произошло тогда между вами и имъ, милая барышня? Я этого не знаю. Но въ то время, когда Мишель васъ еще не любилъ, онъ былъ очень утомленъ своей бродячей жизнью, очень утомленъ одиночествомъ. Допуская даже, что обстоятельства могли подтолкнуть немного застенчивую волю, врьте, что Мишель совершенно по собственному желанію подтвердилъ предложенiе этого маленькаго бездльника Клода… И къ тому же, барышня, какое вамъ дло до прошлаго, разъ Мишель, испытывавшій въ тотъ моментъ къ маленькой кузин, которую разъ или два видлъ мелькомъ, только чувство дружеской симпатіи, любитъ теперь искренно, пылко, отъ всего сердца, невсту, которую онъ знаетъ, которой онъ восхищается, которой готовъ отдать свою жизнь?
— Онъ вамъ это сказалъ? — воскликнула Сюзанна, какъ третьяго дня Треморъ.
— Да, барышня, — подтвердилъ Даранъ, — онъ мн это сказалъ… Онъ мн это сказалъ третьяго дня въ башн Сенъ-Сильверъ, предаваясь такъ же, какъ и вы, самымъ неправдоподобнымъ и самымъ несправедливымъ предположеніямъ… Онъ мн это говорилъ, наслаждаясь муками своего сердца, горя желаніемъ бжать къ вамъ и насильно лишая себя этой радости, онъ это излилъ въ поток безумныхъ словъ… и если бы онъ мн этого не сказалъ, я узналъ бы это, глядя на его лицо, когда Колетта объявила ему о вашемъ отъзд. Онъ васъ обожаетъ, и одно только меня удивляетъ, что вы не догадались объ этомъ.
Сюзанна сильно покраснла; счастливый блескъ появился у нея въ глазахъ, не освщая однако еще всего ея лица.
— О! — пробормотала она, — бываютъ дни, когда какъ будто догадываешься, а затмъ другіе…
И даже въ этотъ часъ она не смла совсмъ поврить.
— Если онъ меня любитъ, — продолжала она, пробуй принять строгій видъ, — какъ могъ онъ прожить два дня, не зная ничего обо мн. Зачмъ не пришелъ онъ, несмотря ни на что, почему, не имя отъ меня письма, не написалъ онъ по крайней мр мн, почему, почему?
— Почему, милая барышня? — сказалъ Даранъ боле серьезно. — Можетъ быть не мн слдовало бы вамъ это сказать, однако нужно, чтобы вы это знали; потому, что Столичный Учетный банкъ обанкротился, потому, что Мишель окажется скоро разореннымъ, разореннымъ настолько, что онъ принужденъ просить въ провинціи какое нибудь ничтожное мсто архиваріуса или библіотекаря и что въ этихъ условіяхъ онъ хочетъ вернуть вамъ ваше слово!… вотъ почему!
VIII.