Маркевич Болеслав Михайлович
Шрифт:
— Отецъ ея покойный торговалъ въ Москв, въ рядахъ, и оставилъ кой-какія деньги. Посл его смерти вдова его перехала на житье на родину свою, въ здшній городъ, гд у нея домъ свой. Тутъ Ирина въ прошломъ году познакомилась съ теперешнимъ супругомъ своимъ и, нсколько противъ воли матери, вышла за него замужъ, получивъ въ приданое тысячу рублей. Мужъ же ея до этого своего брака служилъ въ подмастерьяхъ у единственнаго здсь въ город серебренника, Осипа Власьева, по прозвищу Зарза, съ женою котораго онъ въ продолженіе нсколькихъ лтъ находился — въ нжныхъ отношеніяхъ.
— Старая она? повелъ нижнею губой графъ.
— Не молода-съ!
— Дуракъ! засмялся онъ. — А векселя кому даны?
— Этой, вотъ самой, Анн Прохоровой Власьевой, и дйствительно, по всей вроятности, должно-быть безденежные, такъ какъ по свдніямъ которыя я затребовалъ отъ городничаго, ирсовъ въ деньгахъ не нуждался, иметъ тутъ же въ город отца, человка довольно зажиточнаго, и самъ скромный, трезвый и, по всему видно, очень глуповатый малый, котораго эта madame Зарзъ, что называется объхала со всхъ сторонъ. А Власьевы сами, по недостатку работы въ уздномъ город, едва концы съ концами сводятъ.
— Сколько и на какую сумму векселя? заплъ графъ.
— To-есть заемныя письма? пояснилъ Чижевскій:- коммерческихъ векселей ирсовъ, какъ подмастерье, выдавать не въ прав.
— Все равно, обязательства далъ! На сколько?
— Одно заемное письмо въ триста, а другое въ пятьсотъ рублей. Даны въ одинъ и тотъ же день, срокомъ на девять мсяцевъ, и, какъ оказывается изъ сближенія цифръ, время выдачи ихъ совпадаетъ со временемъ перваго знакомства ирсова съ Ириной Михайловой.
— Понимаю! Мошенники! не далъ кончить графъ, — обирали его! Женился, а они ко взысканію! А полиція съ него требуетъ!..
— Точно такъ. Бдняга страшно перепугался, — къ отцу. Отецъ кулакъ: «я за тебя, говоритъ, неплательщикъ, самъ съ деньгами, за женою взялъ». А жен и подавно не охота жертвовать своимъ приданымъ въ пользу старой любезной своего супруга.
— За что жертвовать?
И графскія ладони приподнялись.
— Старикъ городничій здшній, изволите знать, человкъ хорошій. Бабенка къ нему….
— А онъ же по этой части слабъ, язвительно ввернулъ на это Шажковъ.
— Въ Малоархангельскомъ полку служилъ; подъ Денневицемъ въ Тринадцатомъ году ногу оторвало. Почтенный воинъ! строго проплъ ему наставленіе графъ.
— Онъ ей и говоритъ, началъ опять Чижевскій:- и самъ я вижу каково дло, только ничего въ этомъ не могу, — формальное обязательство, я по закону обязанъ взыскать.
— Законъ! Старикъ презрительно засмялся: — законъ у насъ для мерзавцевъ писанъ! А какъ ихъ звать, этихъ мошенниковъ?..
— Власьевы.
— Да, Власьевы… Ты ихъ вызвалъ?
— Вс четверо здсь.
— Позови всхъ сюда!.. Разберу!..
Чижевскій вышелъ, и въ ту же дверь вошелъ графъ Анисъевъ въ полной форм и съ цлымъ иконостасомъ русскихъ и иностранныхъ крестовъ выпущенныхъ изъ-за каждой пуговицы его блестящаго мундира. Шажковъ при такомъ зрлищ даже позеленлъ отъ зависти.
— Честь имю къ вашему сіятельству явиться, офиціально проговорилъ флигель-адъютантъ, и также офиціально, въ пяти шагахъ отъ кресла графа, склонился предъ нимъ поклономъ.
— А, полковникъ, здравствуй! заплъ тотъ;- знаю что пріхавъ! Вчера? Рано встаешь! Это хорошо! Чай пилъ?
— Нтъ еще-съ, спшилъ къ вамъ… И съ удовольствіемъ выпью у васъ чашку, если позволите, тотчасъ же смняя служебный тонъ на свтскій и пріятно улыбаясь промолвилъ флигель-адъютантъ.
— Садись! Будемъ говорить! Что дядя?
— Слава Богу, здоровъ, сколько мн извстно… Я самъ теперь изъ Симбирска…
— Знаю!.. Все знаю! Старикъ многозначительно взглянулъ на него. — Письмо отъ него получилъ… О теб…
Блестящій полковникъ поспшно потупился и осторожно, но замтно покосился на Шажкова.
— Андрей едорычъ, обернулся на того графъ, — потрудись сказать Чижевскому чтобы съ просителями погодилъ! Я позову когда нужно!..
— Я, началъ онъ тотчасъ же по уход чиновника, — какъ было написано въ его письм, такъ я и сказалъ!
Анисьевъ слегка пододвинулся къ нему со своимъ кресломъ:
— И, смю спросить, какъ это было принято?
— To-есть, это ты на счетъ Ларіона хочешь знать?
— Такъ точно!.. Сколько мн извстно, въ письм этомъ князю Ларіону Васильевичу должно стало-быть сказано…
— Было! Я ему передалъ.
— И онъ?… не договорилъ флигель-адъютантъ, и нсколько тревожно воззрился на своего собесдника.
— А онъ говоритъ, невозмутимо отвчалъ графъ, — что онъ самъ по себ, а племянница его, княжна, сама по себ, потому ей выходить, не ему!..