Онъ горячо доказывалъ необходимость репетиціи и имлъ за себя большинство актеровъ: театральная зала въ Сицкомъ въ эти три недли успла сдлаться для нашей молодежи какимъ-то отечествомъ, которому служили они врой и правдой, провести все утро безъ этой службы представлялось уже имъ какъ будто страннымъ….

«Фанатикъ» отбивался и руками и ногами, и ругалъ пріятеля «Володькой-безобразникомъ» и «бревномъ несмыслящимъ», къ великой потх окружающихъ.

— По моему, вмшался въ споръ Духонинъ, — Гамлета и точно надо оставить въ поко до спектакля. Но вотъ на счетъ Синичкина (онъ игралъ въ немъ князя Втринскаго) я ужь не знаю…. Неужели мы его еще разъ до завтра не прорепетуемъ?

— Это значитъ, желчно отпустилъ на это «фанатикъ,» — изморись какъ собака утромъ на Льв Гурыч, а вечеромъ выходи вамъ бравымъ молодцомъ въ Розенкранц?

— Такъ для тебя же выгодне! Спустишь жиру съ костей, красиве станешь! поспшилъ замтить ему Ашанинъ, тотчасъ же сообразившій что Ольга, игравшая главную женскую роль въ Синичкин, обязана будетъ непремнно придти на репетицію.

— А и то, подумалъ «фанатикъ», мегриръ фунтика еще на два не мшаетъ!.. — Пожалуй, сказалъ онъ, какъ бы снисходя къ общему желанію, — Льва Гурыча репетичку сварганить можно черезъ часокъ времени.

Гундуровъ не слушалъ эти пренія. Закинувъ руки за спину, опустивъ голову, онъ кружилъ медленно и безшумно, какъ кружатъ зври въ клтк, все по одному направленію, кругомъ высокобившаго по случаю праздника фонтана въ саду, близь котораго держали совщаніе его товарищи по театру. Въ немъ зрло какое-то намреніе, какое-то, видимо, не легкое для него ршеніе. Движеніе не вызывало крови къ его лицу; она, напротивъ, вся будто приливала теперь къ его сердцу, и молодой человкъ безсознательно уже нсколько разъ подносилъ къ нему руку какъ бы желая остановить его нестерпимое біеніе….

Онъ вдругъ остановился, поднялъ голову, сверкнулъ загорвшимися глазами и быстрымъ шагомъ направился по алле къ дому.

— Куда ты, Сережа? крикнулъ ему вслдъ Ашанинъ.

— Надо! коротко отвтилъ онъ, взбгая на мраморныя ступени балкона…

Все это видлъ и слышалъ курившій тутъ же въ алле на скамь «Жоржъ» Анисьевъ, между тмъ какъ Свищовъ, стоя предъ нимъ и пуская дымъ своей сигары вверхъ, какъ бы не смя примшивать ея плебейскаго запаха къ аристократическому благовонію флигель-адъютантской папироски, передавалъ ему съ грубымъ хохотаньемъ и подергиваньемъ плечъ о прелестяхъ нкоей «Марьи Ивановны», танцовщицы, сводившей съ ума всхъ тогдашнихъ московскихъ балетомановъ…

читалъ онъ нараспвъ посвященные этой очаровательниц однимъ изъ ея поклонниковъ стихи:

— Это господинъ Гундуровъ, если не ошибаюсь? безцеремонно прервалъ его на полуслов петербургскій воинъ.

Свищовъ небрежно закинулъ голову за плечо:

— Онъ самый!..

— Готовитъ себя въ профессоры, кажется?…

— Да… изъ педантовъ!.. Les femmes savantes Мольера помните? припуталъ невдомо къ чему Свищовъ.

Анисьевъ помолчалъ, закурилъ новую папироску:

— Гундуровы, вдь это, кажется, старая дворянская фамилія? какъ бы проронилъ онъ за тмъ.

— Отъ Михаила будто Черниговскаго родъ ведутъ… А я, по рож его судя, такъ полагаю что разв отъ Чухны какого-нибудь! хихикнулъ нахалъ.

Брюзгливая усмшка скользнула ему въ отвтъ по лицу флигель-адъютанта:

— И состояніе есть?

— Прекрасное; въ нашемъ узд душъ пятьсотъ незаложенныхъ… Въ рубашк родился, болванъ! ругнулъ по этому случаю Гундурова Свищовъ, вспоминая что назначавшіяся на уплату процентовъ за его собственное имніе въ опекунскій совтъ деньги проиграны имъ были недавно Волжинскому, и сердито швырнулъ въ цвты свою еще недокуренную сигару.

— Въ здшнемъ дом его, повидимому, очень цнятъ? тонко ухмыляясь и взглянувъ на него вскользь, пропустилъ полковникъ.

— To-есть, это вы полагаете по тому что сказалъ о немъ графу князь Ларіонъ Васильичъ? Такъ мало ли что онъ говоритъ! На то «онъ дипломатъ и языкомъ владетъ чтобъ мысль свою таить», проплъ Свищовъ изъ какого-то водевиля; — а сунься-ко вотъ тотъ къ нему съ чмъ-нибудь серіознымъ…

— Съ чмъ же, напримръ? небрежнымъ тономъ спросилъ его собесдникъ.

Свищовъ осторожно оглянулся…

— Да хоть бы насчетъ сегодняшней новорожденной, сказалъ онъ, подмигивая.

— А! А разв…?

— Какъ же! Чортъ ему не братъ! Млетъ! Млемъ-то, по правд сказать, вс мы соборн, прервалъ себя Свищовъ, — поводъ прізда Анисьева въ Сицкое былъ ему вдомъ какъ и всему дому, и онъ считалъ нужнымъ отозваться какъ можно лестне о княжн предъ такимъ «претендателемъ», — потому она дйствительно двушка…

— Безподобная, сколько я понимаю! поощрительно подсказалъ придворный воинъ.

— Да-съ! Первый сортъ женъ персонъ, и въ нкоторомъ род Жуковскаго Ундина! разразился своимъ грубымъ смхомъ тотъ… — И мы вс, говорю, соборн, предъ нею головами во прахъ, млемъ, знаете на благородномъ, такъ-сказать, разстояніи… Ну, а онъ, губа-то, не дура, въ серіозъ лзетъ!..