— Да, это правда, вы меня любите! вскричала двочка съ увлеченіемъ. — Вотъ и Китъ знаетъ, какъ вы меня любите.

Китъ еще не управился съ ужиномъ, хотя лъ огромными кусками, съ ловкостью настоящаго фокусника засовывая чуть не всю вилку въ ротъ. Услышавъ, что Нелли обратилась къ нему, онъ бросилъ ду и гаркнулъ во все горло:

— Только сумасшедшій можетъ говорить, что онъ васъ не любить, — и затмъ еще съ большимъ усердіемъ сталъ набивать ротъ хлбомъ.

— Теперь у нея ничего нтъ, снова заговорилъ старикъ, трепля двочку по щек,- но, повторяю вамъ, скоро она разбогатетъ. Я долго ждалъ этого времени, но оно скоро настанетъ. Другіе всю жизнь ничего не длаютъ, только сорятъ деньгами, да безобразничаютъ, и все-таки добиваются своего; добьюсь и я: будетъ и на нашей улиц праздникъ! Только когда-то это будетъ?

— Я, ддушка, и теперь совершенно счастлива, промолвила Нелли.

— Ладно, ладно, перебилъ ее старикъ, — Ты въ этомъ ничего не понимаешь, дитятко. Да какъ теб и знать-то все! — Да, да, придетъ время, бормоталъ онъ про себя, — я увренъ, что оно придетъ, и будетъ тмъ пріятне, что такъ долго заставило себя ждать.

Онъ глубоко вздохнулъ, снова задумался, все еще держа внучку на колняхъ, но ко всему остальному казался безучастнымъ. Было около полуночи. Я всталъ, чтобы проститься съ хозяевами. Старикъ встрепенулся.

— Прошу васъ, сударь, подождать одну минуту, остановилъ онъ меня. — Китъ, дружище, уже полночь, а ты все еще здсь. Ступай скорй домой, ступай домой, а завтра приходи раненько: работы будетъ по-горло. Простись съ нимъ, Нелли, и пускай онъ идетъ съ Богомъ!

— Прощай, Китъ, сказала двочка и глаза у нея сверкнули, а личико освтилось веселой, доброй улыбкой.

— Покойной ночи, миссъ.

— Поблагодари-ка вотъ этого господина. Если бы не онъ, я бы нынче потерялъ мою двочку, училъ его старикъ.

— Нтъ, нтъ, хозяинъ; этому не бывать, возразилъ Китъ.

— Что ты говоришь! закричалъ на него старикъ.

— A то, что я везд бы ее нашелъ, хозяинъ. Голову даю наотрзъ, что я прежде всхъ нашелъ бы ее, куда бы она ни длась, ха, ха, ха!

Громко захохотавъ, онъ попятился къ дверямъ и мгновенно исчезъ.

— Можетъ быть вамъ кажется, что я недостаточно цню вашу услугу, началъ старикъ въ то время, когда Нелли убирала со стола.

— Врьте, сударь, и я, и моя внучка — а ея признательность цнне моей — глубоко вамъ благодарны. Мн было бы очень больно, если бы вы составили обо мн дурное мнніе и думали, что я не забочусь о ней.

— Я никакъ не могу этого думать посл всего, что я здсь видлъ. Но мн хотлось бы сдлать вамъ еще одинъ вопросъ.

— О чемъ это, сударь? встревожился старикъ.

— Неужели у этой умненькой, хорошенькой двочки нтъ никого, кром васъ, съ кмъ бы она могла бесдовать, длить горе и радость?

— Нтъ, да ей никого и не нужно, отвчалъ онъ, съ безпокойствомъ вглядываясь въ мое лицо.

— Я убжденъ, что вы желаете ей добра, но неужели вамъ не приходило въ голову, что для ея воспитанія, — въ особенности въ этомъ возраст,- требуется нчто иное; что вы не въ состояніи будете исполнить какъ слдуетъ, обязанность, принятую вами относительно нея. Я такой же старикъ, какъ и вы, и говорю вамъ это потому, что люблю молодость — въ эти годы живутъ надеждой на будущее, вся жизнь впереди и не могу скрыть отъ васъ, что на мой взглядъ, эта обстановка вовсе не пригодна для вашей милой внучки.

— Конечно, сударь, я не имю права обижаться вашими словами, возразилъ старикъ посл минутнаго молчанія. — Это правда; скоре я похожъ на ребенка, за которымъ надо ухаживать, чмъ она. Но могу васъ заврить, что и днемъ и ночью, здоровъ ли я или боленъ, я о ней только и думаю. Если бы вы знали, какъ безгранично я ее люблю, вы смотрли бы на меня иными глазами. Да, мн живется не легко, но я все готовъ перенести ради той великой цли, къ которой стремлюсь всми помыслами моей души.

Желая прекратить разговоръ, повидимому, волновавшій старика, я отправился за своимъ пальто. Каково же было мое удивленіе, когда я увидлъ, что Нелли держитъ въ рукахъ пальто, шляпу и палку.

— Это, милая, не мое пальто, замтилъ я ей.

— Нтъ, не ваше, а ддушкино, спокойно отвтила она.

— Да разв онъ сегодня уйдетъ изъ дома?

— Уйдетъ.

И она улыбнулась.

— A ты же куда днешься, моя милочка?

— Я останусь дома, какъ и всегда.

Я съ изумленіемъ посмотрлъ сначала на старика, который какъ будто и не слышалъ нашего разговора и возился съ своимъ пальто, а потомъ на этого милаго, нжнаго ребенка, и мн жутко стало при мысли, что она остается на всю ночь одна въ этомъ пустомъ, мрачномъ дом.

A она даже не замтила, какъ я былъ удивленъ ея отвтомъ, и весело помогала ддушк одться, а потомъ взяла свчу, чтобы намъ посвтить. Такъ какъ я все не ршался уходить, она остановилась у двери, поджидая насъ и попрежнему улыбаясь. Я видлъ по глазамъ старика, что онъ отлично понимаетъ, почему я медлю, но онъ только поклонился мн, молча пропустилъ впередъ и я, волей-неволей, долженъ былъ уйти. Нелли поставила свчу на полъ и, пожелавъ мн доброй ночи, приподнялась на цыпочки и поцловала меня, потомъ бросилась цловать дда; онъ горячо обнялъ ее и благословилъ.