— Я вамъ сейчасъ объясню, отвчалъ хозяинъ. — Прежде всего я приготовилъ отличный соусъ изъ бульона, различныхъ кореньевъ и пряностей. Въ этотъ соусъ я положилъ, во-первыхъ: мясо, разрзанное на ломтики, тутъ онъ, будто смакуя, зачмокалъ губами — ветчину, онъ опять зачмокалъ — кишки, говяжьи ноги. Все это тушится вмст съ горошкомъ, цвтной капустой, молоденькимъ картофелемъ и разной зеленью. Почмокавъ еще губами, онъ потянулъ въ себя воздухъ, пропитанный паромъ отъ вкуснаго соуса и, торжественно закрывъ крышку, свободно вздохнулъ, точно совершилъ невсть какое трудное дло.

— A когда это кушанье будетъ готово? спросилъ Кадлинъ ослабвшимъ голосомъ.

— Оно будетъ готово, — хозяинъ взглянулъ на часы — даже циферблатъ часовъ принялъ. красноватый оттнокъ, — оно будетъ готово въ 11 часовъ безъ 22-хъ минутъ.

— Такъ дайте мн бутылку теплаго эля, да распорядитесь, чтобы до тхъ поръ, пока мы не сядемъ за столъ, въ комнату не вносили ничего състного, ни одной крошки.

Хозяинъ мотнулъ головой, какъ бы одобряя такое мужественное ршеніе своего гостя, и вышелъ изъ кухни. Возвратившись назадъ, онъ поставилъ принесенную имъ бутылку въ жестяной, воронкообразный горшокъ, приспособленный для нагрванія пива, сунулъ его въ печь и черезъ нсколько минутъ подалъ Кадлину запнившійся напитокъ.

Подкрпившись элемъ, Кадлинъ пришелъ въ такое пріятное настроеніе духа, что даже вспомнилъ о своихъ товарищахъ — дождь такъ и хлесталъ въ окна, — и предупредилъ хозяина, что они должны скоро подойти; онъ даже былъ настолько любезенъ, что неоднократно высказывалъ надежду, что «не будутъ же они такъ безразсудны, чтобы промокнуть до костей».

Наконецъ, явились наши запоздалые путники. Какъ ни спшили они, какъ ни старался Шотъ прикрыть двочку полою сюртука, вс трое, дйствительно, оказались настолько «безразсудны, что промокли до костей». Издали заслышавъ ихъ шаги, хозяинъ, поджидавшій ихъ у двери таверны, опрометью бросился въ кухню и приподнялъ крышку съ котла. Результатъ этого ловкаго маневра былъ поразительный. Не смотря на то, что съ нашихъ путешественниковъ вода ручьями струилась на полъ, лица ихъ мгновенно просіяли, какъ только они переступили черезъ порогъ кухни. Шотъ не утерплъ, чтобы не сказать: «какой чудный запахъ!»

Нтъ ничего удивительнаго, что, попадая въ свтлую, теплую комнату, мы вскор же забываемъ о дожд, слякоти и о всхъ только что перенесенныхъ невзгодахъ. Такъ было и съ нашими запоздалыми гостями. Имъ принесли туфли; они сняли съ себя измокшее платье, надли сухое кое-что изъ собственнаго багажа, уцлвшаго отъ дождя, остальное изъ гардероба хозяина, любезно предложившаго имъ все, что у него было. Они забились, по примру Кадлина, въ теплый уголокъ у камина, и если вспоминали о застигшей ихъ въ пути непогод, то только для того, чтобы еще больше цнить удобства, которыми они теперь пользовались. Теплота и усталость взяли свое: и старикъ, и внучка оба скоро заснули.

— Кто это такіе? спрашивалъ хозяинъ вполголоса.

Шотъ покачалъ головой: онъ, молъ, и самъ не прочь былъ бы узнать, да не у кого.

— Можетъ быть, вы знаете? обратился хозяинъ къ Кадлину.

— И я не знаю, отвчалъ тотъ. — Такъ, дрянь какая-то.

— Что они люди безвредные, въ этомъ не можетъ быть никакого сомннія, заступился на нихъ Шоть. — У старика, очевидно, голова не совсмъ въ порядк.

— Если ты не въ состояніи выдумать чего нибудь понове и поинтересне, такъ лучше молчи и не мшай намъ наслаждаться въ ожиданіи вкуснаго ужина, сказалъ Кадлинъ, взглядывая на часы.

— Нтъ, погоди, что я теб скажу. Мн кажется, что и старику, и этой хорошенькой двочк въ первый разъ приходится вести такую бродячую жизнь.

— Да разв я тебя уврялъ въ чемъ нибудь подобномъ? Сочинитъ какую нибудь штуку, да самъ же потомъ и опровергаетъ ее, — ворчалъ Кадлинъ, съ нетерпніемъ переводя глаза отъ стнныхъ часовъ къ котелку.

— Хоть бы ужъ скоре теб дали ужинать, а то съ тобой никакъ не сговоришься, продолжалъ Шотъ. — Обратилъ ли ты вниманіе на то, что старикъ все спшитъ куда-то. Ты это замтилъ?

— Замтилъ, ну такъ что-жъ?

Кадлинъ навострилъ уши.

— A вотъ что. Я увренъ, что старикъ уговорилъ эту милую, всей душой преданную ему двочку, бжать отъ родственниковъ. A куда они стремятся — онъ столько же объ этомъ знаетъ, сколько и мы съ тобой. Ну, да этому не бывать, я этого не потерплю.

— Ты этого не потерпишь, ты! вскричалъ Кадлинъ, снова взглядывая на часы и въ какомъ-то бшенств взъерошивая обими руками волосы. Трудно было бы сказать, что именно вывело его изъ себя: послднее ли замчаніе товарища или медленно подвигавшаяся часовая стрлка. — Каковы нынче люди-то стали!

— Я не потерплю, медленно и съ паосомъ повторилъ Шотъ:- чтобы этотъ чудный ребенокъ попалъ въ дурныя руки, въ такое общество, которое вовсе для него непригодно, какъ непригодно оно для ангеловъ небесныхъ. Вотъ какъ я ршилъ: какъ только замчу, что они собираются отъ насъ улизнуть, я постараюсь хитростью ихъ задержать и представить куда слдуетъ. Къ тому времени наврно по всему Лондону будутъ расклеены объявленія о ихъ побг.

— Шотъ! воскликнулъ Кадлинъ, устремляя на него испытующій взглядъ; пока товарищъ излагалъ передъ нимъ свой планъ, онъ сидлъ на стул, опираясь головой на руки, а локтями въ колни и нетерпливо покачивался изъ стороны въ сторону; иной разъ даже притопывалъ ногой. — Шотъ! Можетъ быть въ твоихъ словахъ и есть человческій смыслъ; можетъ быть, отыскавъ бглецовъ, родственники захотятъ вознаградить тебя. Такъ ты не забывай, Шотъ, что мы все должны длить пополамъ!