Та потихоньку заплакала, — она боялась возвысить голосъ — а миссъ Сэлли понюхала табачку и, какъ ни въ чемъ ни бывало, поднялась наверхъ въ контору, куда Дикъ усплъ добраться раньше ея.

Жилецъ Брасса былъ большой оригиналъ. Каждый день у него являлись новыя причуды, но особенно поражала всхъ его необыкновенная страсть къ маріонеткамъ. Лишь только, бывало, заслышитъ онъ вдали пронзительный голосъ Полишинеля, какъ тотчасъ же вскакиваетъ съ мста и даже съ постели — эти звуки обладали волшебной силой будить его отъ крпкаго сна — наскоро одвается, бжитъ изъ дому и возвращается назадъ въ сопровожденіи уличной толпы, совсхъ сторонъ обступившей театръ маріонетокъ. Тотчасъ же передъ домомъ Брасса устраивается сцена. Жилецъ примащивается у своего окна наверху и начинается представленіе съ обычнымъ акомпаниментомъ дудки, барабана и всевозможнаго крика и гама, приводящихъ въ отчаяніе сосдей, занятыхъ дломъ. Если бы по крайней мр, по окончаніи спектакля, и публика, и исполнители убирались восвояси, какъ это всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, такъ нтъ же: чортъ не усплъ еще издохнугь, какъ слдуетъ, а уже жилецъ зоветъ артистовъ къ себ наверхъ, угощаетъ ихъ ромомъ изъ своего погребца и долго о чемъ-то бесдуетъ съ ними, но о чемъ именно, никому неизвстно. Дло, однако, не въ томъ. Пока разговоры ведутся наверху, толпа про должаетъ тсниться около дома. Ребятишки бьютъ кулаками по барабану и своими тоненькими голосками выкрикиваютъ остроты Полишинеля; окно конторы мало-по-малу тускнетъ отъ прижавшихся къ нему любопытныхъ носовъ, а въ замочной скважин парадной двери такъ и сверкаютъ любопытные глазки. Стоить только жильцу или кому нибудь изъ его гостей показать у окна хоть кончикъ носа, какъ на улиц подымается невообразимый шумъ. Недовольная публика кричитъ, галдитъ, ругается до тхъ поръ, пока жилецъ не выпуститъ изъ своей квартиры хозяевъ маріонетокъ. Наконецъ толпа удаляется вмст съ ними. Словомъ, Бевисъ-Марксъ изъ тихаго уголка преобразился въ шумливое мсто сборища.

Больше всхъ возмущался Брассъ. Но онъ, конечно, не допускалъ и мысли, чтобы можно было изъ-за этого отказать отъ квартиры такому выгодному жильцу. Приходилось, слдовательно, мириться съ его причудами и, спрятавъ свое неудовольствіе въ карманъ, утшаться тмъ, что въ тотъ же карманъ ежемсячно опускается изрядная сумма денегъ отъ этого жильца. За то Брассъ чмъ только могъ возмещалъ свою злобу на толп, невидимкой лилъ людямъ на голову грязную воду; швырялъ въ нихъ съ крыши комками извести и обломками кирпича, и даже подкупалъ извозчиковъ, чтобы т, вылетвъ неожиданно изъ-за угла, стремглавъ бросались на толпу. Пожалуй, иной легкомысленный читатель удивится, почему Брассъ — адвокатъ и слдовательно законникъ — не прибгнулъ самъ къ защит закона въ настоящемъ случа. Но пусть онъ вспомнитъ, что ужъ такъ изстари заведено у людей: докторъ никогда не прописываетъ самому себ лекарства, проповдникъ рдко примняетъ въ жизни проповдуемые имъ принципы, а законникъ боится тягаться съ закономъ, зная по опыту, что это ножъ обоюдоострый, къ тому же дорого стоющій, что онъ знатно бретъ, нечего сказать, но часто не ту голову, которую слдуетъ.

— Слава теб, Господи, вотъ уже два дня прошло безъ маріонетокъ, должно быть онъ ужъ вс ихъ пересмотрлъ, говорилъ накъ-то Брассъ.

— Почему это слава Богу, чмъ он теб мшаютъ? вступилась сестрица.

— Вотъ такъ молодецъ! чучело гороховое! воскликнулъ братъ, бросая съ отчаяніемъ перо на столъ.

— Ну да, говори, чмъ он теб мшаютъ?

— Чмъ мшаютъ? по-твоему ничего, что толпа вчно трется передъ твоимъ носомъ и своимъ крикомъ мшаеть заниматься дломъ, — иной разъ даже зубы заскрипятъ отъ злости. Это ничего, что они запружаютъ улицу, заслоняютъ вамъ свтъ, орутъ, словно у нихъ глотки изъ… изъ…

— Изъ мди, подсказалъ Дикъ.

— Дда, изъ мди, и Брассъ бросилъ на Дика испытующій взглядъ, дескать, ужъ не смется ли онъ надо мной, не нарочно ли подсказалъ это слово? — по-твоему все это пустяки?

Тутъ онъ внезапно остановился и сталъ п къ знакомымъ звукамъ. — Опять идутъ! пробормоталъ онъ слабымъ голосомъ, возведя очи къ потолку и уныло опустивъ голову на руки. Въ ту же минуту наверху распахнулось окно.

— Опять, повторилъ онъ. — Ей-Богу, еслибъ здсь сейчасъ прозжалъ брикъ, запряженный четырьмя чистокровными рысаками, я далъ бы кучеру 18 пенсовъ, что бы онъ только врзался въ самую средину толпы, и никогда не пожаллъ бы объ этихъ деньгахъ, горячился онъ.

Вдали послышалось взвизгиваніе. Въ верхнемъ этаж дверь съ шумомъ растворилась, жилецъ сбжалъ съ лстницы и пустился по тротуару, мимо окна конторы, какъ былъ, безъ шляпы и безъ пальто.

— Хоть бы узнать, кто его друзья, — можетъ, они ршились-бы отдать его, какъ сумасшедшаго, подъ опеку и поручили бы мн это дло. Хоть нсколько времени я отдохнулъ бы отъ жильцовъ, ворчалъ Брассъ, набивая карманъ дловыми бумагами.

Онъ схватилъ шляпу, надвинулъ ее на самые глаза, чтобы не видть постылаго зрлища, и бросился вонъ изъ комнаты.

Дикъ, напротивъ, былъ очень радъ поглядть на маріонетокъ, ему было гораздо интересне смотрть на что бы то ни было изъ окна, чмъ переписывать бумаги. Онъ и своего колегу убдилъ въ томъ, что театръ маріонетокъ представляетъ необыкновенно любопытное зрлище и, какъ только они почуяли приближеніе Полишинеля, оба, какъ будто сговорившись, встали съ своихъ мстъ и услись у окна. Съ улицы окно уже было облплено цлой кучей мальчишекъ и двчонокъ, которые считають своею обязанностью являться всюду, гд только предвидится уличное увеселеніе, и тащатъ съ собою на рукахъ питомцевъ, ввренныхъ ихъ попеченію.

Такъ какъ стекла были довольно грязныя, Дикъ, по праву дружбы и въ силу установившейся привычки, стащилъ безъ всякой церемоніи съ миссъ Сэлли головной уборъ, тщательно вытеръ этой тряпицей окно и затмъ возвратилъ ее по принадлежности, словно это было въ порядк вещей. Въ то время, какъ очаровательная Сэлли прехладнокровно водворяла наколку на свое мсто, явился жилецъ съ театромъ, а за нимъ по пятамъ слдовала толпа. Сейчасъ же разбили сцену: одинъ изъ актеровъ спрятался за занавской, другой сталъ съ боку у театра и началъ оглядывать зрителей. Выраженіе лица его было чрезвычайно меланхолическое, что еще больше бросалось въ глаза, когда онъ заигралъ на дудк матросскій танецъ: ртомъ и подбородкомъ онъ поневол долженъ былъ длать гримасы, глаза же уныло смотрли впередъ. Очарованные зрители слдили, притаивъ дыханіе, за развитіемъ драмы; но вотъ представленіе кончилось; они вздохнули свободне и зашевелились. Жилецъ, какъ и всегда, сталъ звать актеровъ къ себ наверхъ.

— Идите оба, кричалъ онъ изъ окна, замтивъ, что на его зовъ собирается идти только одинъ изъ нихъ — маленькій, толстенькій человчекъ, сидвшій за занавской — идите оба сюда, мн надо поговорить съ вами.

— Иди же, Томми, уговаривалъ его товарищъ.

— Разв ты не видишь, что баринъ держитъ въ рукахъ стаканъ и бутылку съ водкой?

— Такъ бы ты и сказалъ съ самаго начала. — Меланхоликъ оживился. — Чего-жъ ты медлишь, засуетился онъ. — Разв можно заставлять барина ожидать цлый часъ! Какой ты, братецъ, неучъ!