Диккенс Чарльз
Шрифт:
— А! И вы тоже спшите на скачки? проговорилъ онъ, еле переводя духъ. — Здравствуйте, Шотъ, какъ вы поживаете?
Они поздоровались. Стоя на ходуляхъ, молодые люди не могли поздороваться съ Шотомъ какъ слдуетъ. Поэтому они привтствовали его по-своему: юноша покрутилъ въ воздух правой ходулей и потрепалъ ею по плечу Шота, а двушка погремла на тамбурин.
— Что это, они упражняются, что ли? спросилъ Шотъ, указывая на молодыхъ людей,
— Нтъ, отвчалъ Грайндеръ. — Они предпочитаютъ путешествовать на ходуляхъ вмсто того, чтобы нести ихъ на себ. Такъ-то будетъ и легче, и пріятне: когда стоишь высоко, передъ тобой открываются далекіе горизонты. Мы идемъ въ городъ кратчайшей дорогой. A вы?
— Мы выбрали самый длинный путь для того собственно, чтобы переночевать въ таверн, недалеко отсюда. Но вдь и то правда, чмъ больше мы пройдемъ сегодня, тмъ меньше останется назавтра. Если выдумаете продолжать путешествіе, и вамъ слдовало бы идти той же дорогой.
— A гд вашъ товарищъ? спросилъ Грайндеръ.
— Онъ здсь, сердито откликнулся Кадлинъ, высовывая голову изъ театра. Надо полагать, публик рдко приходилось лицезрть на этой сцен такое свирпое лицо. — Онъ здсь, и объявляетъ во всеуслышаніе, что ни за что на свт не пойдетъ по той дорог, даже если бы его, и онъ указалъ на Шота, стали при немъ живьемъ жарить на сковород.
— Полно, Томми, какъ теб не стыдно говорить такія страсти въ храм, посвященномъ богу шутокъ. Кажется, можно было бы съ большимъ уваженіемъ относиться къ своему компаніону, усовщевалъ его Шоть.
— Ладно, мели что хочешь, а я теб повторяю, я сейчасъ же отправляюсь въ Джолли-Сандбайзъ и остаюсь тамъ на всю ночь! закричалъ Кадлинъ, сердито ударивъ кулакомъ по авансцен, гд обыкновенно Полишинель, пораженный внезапно сдланнымъ имъ открытіемъ, что у него ноги ровныя и обуты въ шелковые чулки, хвастаетъ ими передъ публикой. — Если хочешь, идемъ вмст; не хочешь — какъ хочешь. Интересно только знать, что ты станешь безъ меня длать.
Съ этими словами Кадлинъ исчезъ за занавсомъ и, выскочивъ въ ту же минуту съ задней стороны театра, взвалилъ его однимъ взмахомъ на плечи и пустился бжать. Туть ужъ нечего было разговаривать. Простившись съ Грайндеромъ и его «шайкой», Шотъ постоялъ у столба, полюбовался на молодыхъ людей, исчезавшихъ, точно привиднія, въ лунномъ свт,- Грайндеръ съ барабаномъ ковылялъ сзади, тщетно стараясь ихъ догнать, — протрубилъ имъ прощальное привтствіе, взялъ Нелли за руку, стараясь ободрить обоихъ, «до таверны, молъ, недалеко», и они скорымъ шагомъ пошли по слдамъ Кадлина. Да мшкать имъ не приходилось: тучи заволокли небо и грозили разразиться проливнымъ дождемъ.
XVIII
«Джолли-Сандбайзъ» была старинная, маленькая таверна. Вывска ея, изображавшая трехъ мальчиковъ, которые весело улыбались, держа въ одной рук по кружк эля, а въ другой — по мшку съ золотомъ, была прибита къ столбу по другую сторону дороги и немилосердно скрипла, качаясь отъ втра на заржавленныхъ петляхъ.
Въ этотъ день наши путешественники встрчали на каждомъ шагу цыганскіе таборы странствующихъ антрепренеровъ съ своими труппами, нищихъ, бродягъ: все это направлялось въ тотъ городъ, гд были назначены скачки.
Кадлинъ очень боялся, что не найдетъ мста въ таверн и поэтому, не смотря на тяжелую ношу, торопился изо всхъ силъ. Опасенія его оказались напрасны: хозяинъ таверны стоялъ у притолки, лниво поглядывая на дождь, который уже порядкомъ припустилъ.
— Что, никого еще нтъ? спросилъ Кадлинъ, спуская съ плечъ театръ и вытирая платкомъ мокрый лобъ.
— Пока никого; къ ночи, я думаю, подойдутъ, отвчалъ хозяинъ, поглядвъ на небо. — Эй, кто тамъ! крикнулъ онъ въ сторону, — снесите-ка театръ въ сарай. Да что вы, Томми, стоите подъ дождемъ! Войдите въ кухню; тамъ должно быть недурно: я веллъ затопить печь.
Кадлинъ не заставилъ себя долго просить и чуть не ахнулъ отъ удовольствія, переступивъ черезъ порогъ: хозяинъ недаромъ приглашалъ его войти. Вся комната была залита пріятнымъ. красноватымъ свтомъ — отблескомъ докрасна раскалившихся дровъ, весело трещавшихъ въ печи. Большой желзный котелъ пыхтлъ подъ напоромъ кипвшаго, пузырившагося бульона. Когда хозяинъ помшалъ огонь и искры красивымъ снопомъ разсыпались во вс стороны, когда онъ открылъ крышку и въ кухн распространился пріятный запахъ, бульонъ закиплъ еще сильне, а паръ легкимъ туманомъ поднялся къ потолку, у Кадлина сердце заиграло отъ радости. Онъ слъ въ уголокъ и лицо его освтилось довольной улыбкой.
Сидлъ онъ въ своемъ углу и поглядывалъ на плутоватаго хозяина, а тотъ все держалъ крышку въ рук, какъ будто для того, чтобы бульонъ лучше вскиплъ, въ сущности же онъ хотлъ, чтобы этотъ запахъ пріятно пощекоталъ ноздри проголодавшагося гостя. Вся его маленькая, толстенькая фигурка: лоснящаяся лысина, круглые прыщеватыя щеки, лукаво подмигивающій глазъ, большой ротъ, — казалось, слюнки у него текли отъ аромата, сильно возбуждавшаго аппетитъ — весь онъ словно горлъ въ огн. Онъ достигъ цли: Кадлинъ не выдержалъ и, обтеревъ рукавомъ губы, почти шопотомъ спросилъ его: «что тамъ такое приготовляется?»