Товбин Александр Борисович
Шрифт:
– О Пелевине в другой раз, о нём и помимо нас говорят без меры, как о литературном мессии, спасибо, спасибо, что любезно согласились… вот и Андрон Сергеевич… два слова перед отлётом… Слышали радикальное мнение профессора из Баварии?
– Всем, – пожал плечами Андрон Сергеевич, – не угодишь, я причуды жюри даже на кинофестивалях не комментирую. Снова с обезоруживающей искренностью пожал плечами. – И чем советская литература плоха? Неотразимый, у кадки с развесистым цветущим рододендроном.
– В вашем наигранном недоумении сквозит семейственность! – отважно выкрикнул аноним-правдолюбец из-за стола, из-за спин.
Лейн клонился над тарелкой, дожёвывал. Тропов смешил расфуфыренных накрашенных птичек; до колик.
Андрон Сергеевич высокомерным молчанием игнорировал анонима.
– Ответьте «Скандалам Недели», почему, когда случился путч с танками, вы в тот же день за границу смылись?
– Струсил! – очаровательно улыбался, скрестив руки на груди, статный и сухощавый Андрон.
– Вас не смущало, что у других, не имевших открытой визы, шансов на спасение от мести коммунофашистов не было?
– У каждого свой путь, своя судьба, – развёл руками улыбавшийся, пластичный и стройный Андрон.
– Чего вы ни в коем случае не боитесь?
– Низких истин.
– Циничная маска плейбоя не надоела? Продолжите свой дон-жуанский список публиковать?
– Это вы, журналисты, нацепили на меня плейбойскую маску! У каждого из вас, если посчитаете, в прошлом осталось не меньше женщин, только вы стыдитесь своей любви, а я о своей рассказываю.
– За что, интересно, вы так себя любите? – неожиданно выскочил упитанный и гладкий котяра, с рыжими шёлковыми усищами, увешанный кофрами и фотокамерами.
– Ну, я такой один у себя!
– Спасибо, Андрон Сергеевич, за откровенность, спасибо! Удачных вам съёмок в Греции… и удачных переговоров в Голливуде во благо отечественного…
Глаз отдыхал: мягкий свет из высоких арочных окон, мягкие складки тёмно-зелёного, в тон платья ведущей, бархата.
Тут тухлое яйцо полетело в Лейна, гнилые помидоры – в Тропова и заливавшихся смехом красоток, массивный Тропов, дёрнувшись, как марионетка, ловко увернулся, присел; помидоры, шмякаясь, расплываясь кровавыми пятнами, ранили крылатую вызолоченную лепнину в простенках, на потолке.
– Предали русскую литературу, продались соросовским жидам за севрюгу с хреном! – прорывались в центр кадра, смахивая серебряные ведёрца с шампанским, норовя стащить скатерть, двое низкорослых бритоголовых в чёрных рубашках, а Никита Сергеевич цепко их обнимал за плечи, увещевал, оттеснял…
– Остановите, задержите, куда власти смотрят?
– Позор!
– Позор властям!
– Какой-то триумф безволия!
– Кто за это ответит? Кто ответит?
– Умоляю вас, что я говорил? Чекисты фашистской шпане развязали руки!
– Просим прощения, в прямом эфире возможно всякое, – из гула, криков выпорхнул голосок брюнетки в зелёном.
– Наш Никита Сергеевич подрядился в вышибалы интеллектуального кабака, гибельного для русской самобытности гадюшника разномыслия, – заклокотал, брызжа слюной, толстяк.
– А Андрон – звезда-стриптизёр паскудного заведения, – процедил тощий, торопливо допив, – пока он, русский дворянин, на потребу разжиревшей жидовне раздевается, святую тысячелетнюю культуру постмодернисты насилуют, понаехали гастролёры-мародёры. Шанский, спонсируемый «Райской раковиной», такое нёс, тьфу.
– Бог умер, Бог умер, – зарапортовался.
– Соломку, гад, себе подстилает для вседозволенности.
– Плюнуть и растереть.
– Язык без костей, ещё повторно прокручивают его апломбы.
– Им, безбожникам, всё дозволено. Однако кончается дьявольская комедия, кабак вот-вот разорится.
– Уже в тартары валится! Вкупе с «Дем-Россией»! – радостно осклабился тощий, нетерпеливо протянув бокал лакею, чтобы долил; дали неожиданно крупный план – у тощего дёргалась щека. – Не туда, не туда камеру, мудила! Извините за накладки в прямом эфире! Щёлк, щёлк, щёлк, щёлк. Рядышком – когорта коротких лауреатов, украшенная носатой уродицей в норке, которую галантно пропустили чуть-чуть вперёд, задувала шесть витых розовых свечей на огромном торте.
Щёлк, щёлк в микрофон.
Битов привлёк-таки щелчками внимание дам-господ, глухо прожевал затейливый спич.
За ним – Аксёнов, в разгар церемонии прибывший из Вашингтона, едва успевший допить коньяк.
– До скорой встречи на нашем канале, но уже в «Золотом Веке», мы первыми узнаем имя единственного лауреата… до скорой… подробный отчёт о сегодняшней церемонии на нашем сайте в интернете, – прощалась теле-брюнетка, вздымалась в смелом декольте зелёного платья грудь, – до встречи-и-и в «Золото-о-ом Веке»!