Шрифт:
Это письмо не нашло неизвестного мне Бориса, оно осталось в столе у Юры: видимо, Борис помер.
Книги Гошки – Михаила Демина – за границей пользовались успехом. Одна из них называется «Блатной», другая – «Татуированный». Я пыталась их прочитать, но это, как говорится, «не мое». Крутая уголовная романтика, с побегами из зоны, с роковыми красавицами, с благородными чифиристами.
В одном из московских театров еще совсем недавно шла пьеса В. Максимова о жизни эмигрантов, где главным героем был «его друг» Георгий Демин. Так вот о пьесе... Знай В. Максимов о существовании такого письма, он бы, может, избрал другого героя. А, может, и хорошо, что не знал. Гоша к тому времени умер, и ничто и никто не могло бы помешать распорядиться его биографией, его поступками и его отношением к миру. Теперь и Максимова нет, но, как всегда, правда до поры до времени хранится в какой-нибудь «папочке с тесемочками», [160] до которой у близких все никак не доходят руки.
160
Герой романа Ю. Трифонова «Другая жизнь», историк Сергей Троицкий, хранил самые важные документы своего архива в папке с розовыми тесемочками.
«Если бы знать, отчего приходит любовь и куда она уходит?» – записал первого января 1969 года Ю. В. в дневнике. Странная запись для человека, собирающегося жениться. Но в дневнике много лаконичных записей, расшифровать которые мне не дано. Шестьдесят девятый вообще начался мрачно. Над Александром Трифоновичем Твардовским тучи сгущались все плотнее; в августе 68-го наши войска вторглись в Чехословакию. Александр Трифонович и Юра, сидя на веранде дачи, слушали трагические сводки из Праги, они были не только соседями по даче, они были, как написал Ю. В., «соседями по времени».
А время текло суровое. В августе Ю. В. вместе с Г. Баклановым и В. Тендряковым организовывает акцию в защиту А. Т. Твардовского. Коллективное письмо. Травля главного редактора «Нового мира» на время прекратилась, но каждый номер журнала выходил туго, с большим опозданием. Так, двенадцатый номер 1969 года, где была опубликована повесть «Обмен», вышел в феврале 1970-го. Радости не было, потому что это был предпоследний номер, подписанный Твардовским.
Ю. В. понимал, что в ближайшее время опубликовать что-то стоящее из современной жизни будет или невозможно, или очень трудно. Была тогда серия в «Политиздате», называлась она «Пламенные революционеры». Марка «Политиздата» позволяла, как ни странно, сказать в подтексте потаенное, кроме того, в «Политиздате» хорошо платили и был удивительный редактор – В. Новохатко, который приглашал сотрудничать авторов если еще не опальных, то уж во всяком случае и не секретарей Союза писателей, литературных начальников. Возникла идея «поручить» Ю. В. написать о «Народной Воле». О Красине [161] писал Василий Аксенов, о Вере Фигнер – Владимир Войнович.
161
Л. Б. Красин (1870–1926) Государственный деятель. Инженер по образованию. Член РСДРП с 1890 г.
Ю. В. согласился – это время давно его занимало и тревожило. Он собрал уникальную библиотеку изданий, относящихся к истории и общественной жизни России второй половины девятнадцатого – начала двадцатого века. Ради этих книг отказывал себе во многом насущном. Бывало, относил букинистам беллетристику.
Номер «Нового мира» с «Обменом» расхватывали. Корреспонденты иностранных газет, прочитавшие повесть, в своих обозрениях литературной жизни Москвы отмечали «Обмен» как событие. Наша критика реагировала более чем сдержанно.
По-прежнему не прекращается переписка с А. Гладковым – верным другом, преданным литературе человеком, благожелательным и одновременно строгим читателем. Их переписка – это не только пример бескорыстных отношений двух интеллигентов-шестидесятников, это и пейзаж литературной жизни, свободный от ныне таких прозрачных рефлексов делячества и групповщины.
24 января. 69 г. Лен-д.
Дорогой Юра!
Ц. И. написала мне, что Вы не получили моего большого письма, посланного еще до 10-го. Это жалко вдвойне, так как я там описывал подробно ответы Демичева на вопросы на местных активах: ответы характерные. Писать об этом снова уже не хочется. Расскажу при встрече. Это очень любопытно.
Я формально победил в спорах о переделках сценария, [162] т. е. руководство студии приняло мою сторону против режиссера, но ведь снимать-то ему, и он конечно возьмет реванш дальше. Должны в феврале начать съемки. Актеры подобраны неплохие: Пешков – Кочетков (из Москвы, работает у Равенских) – талантлив, похож, но чуть старше. Думаю, что это большого значения не имеет. Катя – дебютантка (по рекомендации Эммы) – Амдорская, очень милая и талантливая девушка. Еще не снималась.
С деньгами плохо совсем, и я предпринял одну авантюру. Лет 10 назад я написал пьесу «Ночное небо». Ее в Москве не дали поставить за «абстрактный гуманизм», а я не стал бороться, хотя, вероятно, возможно было это оспорить. Сейчас я стараюсь продать ее на здешнее телевидение. Это все же лучше, чем держать ее в столе. Она там нравится на низших звеньях – режиссер, редактор – а чем это кончится – не знаю.
Пробую писать об Илье Григорьевиче, [163] но это трудно. Стал получать письма от Саши Борщаговского, [164] довольно интересные. Вот, что он пишет о Вас: «Юра пишет с каждым годом все сильнее, лучше, печальнее. После рассказов Гроссмана самой последней поры я не читал ничего более сильного о городе, об интеллигенции, о жизни духа». Саша активно борется за Борины дела: я мало знаю людей, которые так горячо стремились бы помогать товарищам.
Роман «И вся королевская рать» меня разочаровал. И тем, как он переведен (американский избиратель кричит во время речи лидера: – «Во, дает!) и малой психологической оправданностью всех неожиданностей и поворотов. И слишком много эффектов, и к концу прямых беллетристических условностей.
Прочитали ли в «Знамени» номер один цикл Нагибина? [165] Вот, ведь, кажется все почти изысканно, не вульгарно, но у меня осталось ощущение избытка литературности и в общем – банальности.
Один мой товарищ – я о нем Вам рассказывал: внучатый племянник Фрумкина, [166] я с ним подружился на севере, [167] – просил Вас поблагодарить за слова о Фрумкине в «Отблеске костра». Он прочитал книжку и в восторге. Я ему написал о рассказе в «Советском спорте». Он пошел в читальню (это было в Туапсе) и стал его искать в подшивке и, представьте, рассказ там вырван...
Как Ваши дела со сценарием? Вступили ли Вы уже на крестный путь «первых поправок» и как вообще все идет?
Думаю, что после февраля буду свободен для нашего сценария, если найду, где жить в Москве.
Он мне очень нужен. По многим и разным мотивам. Я сейчас живу у Эммы, но если приедет ее мать, то тут будет тесновато.
Интересно, как проходило обсуждение работы Приемной комиссии? [168] Что в «Н.М.»? [169]
Пишите! Ваш А.
8 февраля 1969 г.
Дорогой Юра!
Саша Б(орщаговский) настроен, я бы сказал, полярно по отношению к настроению Левы. [170] И я больше верю Саше. Лева – милейший человек, но он легкомыслен и переменчив и может дважды в день переходить от состояния паники к состоянию телячьего оптимизма. Мне он всего неделю назад прислал унылейшее письмо. Все это несерьезно. А факты говорят, что мы вступаем в новую полосу жизни, какой она будет, сказать трудно, но обольщаться по началу не приходится. Я согласен с Сашей, что то, что случилось с Ю. Кор-м, произойдет вскоре с несколькими десятками редакторов в журналах и издательствах. Это не случайность. Тут был Баскаков и именно так обрисовал ближайшее будущее.
Желябов – это очень интересно, если не произойдет, так сказать, закрытия темы, как это уже однажды было. Но если и произойдет, то не навсегда же. Мне недавно Д. Я. Дар [171] очень хвалил повесть какого-то Ю. Давыдова [172] «Глухая пора листопада» о народовольцах. Знаете ли Вы ее? Когда наступит весна, и я разберу свои книги (они уже все на даче), то там в комплекте «Былого» есть много об этом. Есть у меня и роман С. Мстиславского [173] (того самого) о Н. В. («Народной воле» – О. Т.) – «Патрионцы», но он какой-то неврастеничный. Да, наверно еще есть разное. Постараюсь достать Вам «Истоки» Алданова [174] – это небезынтересно – тоже о том.
Завтра еще увижу Сашу уже не на ходу, в студии и поговорим обо всем обстоятельнее. Я тут между другими делами написал пол-листа об Илье Григорьевиче (для проектируемого сборника), но пишется трудно и получается вяло. Сейчас на фоне Левиного оптимизма «Люди, годы, жизнь» кажутся невероятной дерзостью и вызовом. Попробуйте ее перелистать. Да и ведь и «Отблеск костра» тоже. Спасибо за обещание крова: он мне понадобится, наверное... Есть разные мысли. Увидимся – поговорим.
Жму руку. Ваш А.
162
«Иегудил Хламида». Сценарий о М. Горьком.
163
И. Г. Эренбург – известный писатель.
164
А. М. Борщаговский – писатель, критик.
165
Ю. М. Нагибин – писатель, киносценарист.
166
М. И. Фрумкин – участник революции 1905 г. После октября 1917 г. на руководящей работе. Репрессирован в 1937 г. Погиб в 1938 г.
167
А. Гладков был репрессирован и отбывал срок «на севере».
168
Приемная комиссия Союза писателей.
169
«Новый мир».
170
Видимо, речь идет о Л. Гинзбурге.
171
Д. Дар – писатель, жил в Ленинграде.
172
Ю. Давыдов – известный писатель. Лауреат премии «Триумф». Последние годы близкий друг Юры.
173
С. Д. Мстиславский – писатель. С 1914 член партии эсеров. Участвовал в аресте Николая II и его семьи.
174
М. Алданов – известный писатель, в начале революции эмигрировал на Запад.
Записи в дневнике.
На симпозиуме [175] хорошенькая критикесса из Финляндии, напившись, плакала и спрашивала всех по-немецки: «Но кто мне, наконец, объяснит, что такое социалистический реализм?»
Секретарь Горкома: «Все, конечно, знают наших великих земляков-писателей... Миколу Панасенко, Грицко Омельчука, Касьяна Нэдрибайло...» Зал онемел, потом раздались жидкие аплодисменты подхалимов. Переводчики с трудом выговаривали по-фински непривычные фамилии. А где Бабель, Катаев и др. «великие земляки-писатели»? Национальностью не вышли.
Встретил в «Новом мире» А. И. [176] Удивительное лицо. Лицо пророка. Глянул внимательно: «А вот он какой, наш Юра!» и разошлись в коридоре. У наблюдавших сцену на лицах застыло почтительное умиление.
У Тани умер муж, [177] и сразу все стало видно иначе. Он стал виден другим. Когда-нибудь (когда?) напишу о недочувствии, недо... Для него у всех чего-то недо... Горько и непоправимо...
Пришел П. После очередного скандала дома. Сын ему сказал: «Я-то уйду, но у тебя же инфаркт будет». (Это фраза из повести «Предварительные итоги». – О. Т.)
В двенадцатом номере «Нового мира» была опубликована повесть Юрия Валентиновича «Предварительные итоги».
По этому поводу запись в дневнике.
Отчего-то некоторые из жителей «Аэропорта» решили, что Гартвиг – это Георгий Гачев. [178] С глузду съехали что ли? Что за пошлость! Будто я и увидеть и придумать не способен. Только «списывать». Гачев – совсем другой: наивный бессребреник. В нем очень сильна качественная болгарская кровь.
175
Советско-финский литературный симпозиум в Одессе.
176
А. Солженицын. Писатель, лауреат Нобелевской премии.
177
Е. Рейзнер. Архитектор. Муж Юриной сестры, Т. В. Трифоновой.
178
Г. Гачев – философ, литератор.
Слова о повести «Предварительные итоги».
21.1.71.
Телефонные разговоры.
С С. Д. Разумовской. [179]
– Юра, я должна вам сказать, что о вашей повести идут разноречивые толки...
Б. Ямпольский. [180]
– Со всех сторон слышу то же, что я тебе говорил. Для меня твоя повесть – лакмусовая бумажка... Только дураки и просто злобные люди могут говорить что-то плохое... Шера Шаров [181] тебе не звонил? Ему очень нравится. Он говори т: «Если бы Чехову сказали: „Вот ваш лучший рассказ“ – он бы подписался... Александр Петрович Мацкин [182] сейчас в больнице. Ему очень, очень... Да! А он серьезный человек. Ему мало что нравится.
Георгий Гачев: – Юрий Валентинович? Говорит Георгий Гачев!
Я очень обрадовался, ибо мне говорили, что я «изобразил Гачева», а я, действительно, взял несколько внешних черт у Гачева. Но характер, тип – другой. Я боялся, что Гачев может обидеться.
– Мне все уши прожужжали о том, что вы меня изобразили. Я прочитал. И вы знаете, мне очень понравилось.
– Георгий, я взял какие-то внешние детали, но ведь тип – совершенно другой.
– Конечно, конечно! Я понимаю. Все это ерунда. Я просто звоню, потому что считаю эту вещь очень сильной, серьезной. Все очень точно, правдиво... Люди – все какие-то не на месте, неприятные – если разбирать рационально, – и в то же время какая-то волна любви есть во всей смуте... Почему-то любишь этих людей, пусть даже плохих, неудачных, хотя я и не считаю их плохими. Какая-то доброта есть во всем этом. И весь ад нашей жизни, вся тошнота... И как приходится жить в этом, и смиряться, и любить... У вас есть такие метафизические прорывы. В этой повести есть два таких места: одно, когда приходит письмо из деревни о смерти брата Нюры – от того, что приехал в гости другой брат, напились и т. д. И вы рассуждаете: откуда этот чужой человек, чей-то брат, почему он входит в мою жизнь... И ваша жизнь представляется вам каким-то нелепым, нескладным стогом сена, где все вместе: и чье-то, и свое, и чужое... Это – прекрасно! Это уже – мифологема... Мифологическое происхождение жизни – каждой, каждого человека...
И второе место – конец.
Когда-то я учился музыке, мой преподаватель однажды рассказывал мне о композиции «Болеро» Равеля... Там все время повторяется бесконечно одна тема. Где же конец? Как кончить? Нужен сдвиг в другую тональность, и тогда прежде повторявшаяся тема может стать концом... Для того, чтобы вернуться «на круги своя», нужен сдвиг, уход в другую тональность...
Я сказал, что очень рад звонку Георгия. Договорились о встрече, в середине февраля.
179
С. Разумовская. Друг и редактор Ю. В. Трифонова.
180
Б. Ямпольский – писатель.
181
Ш. Шаров – писатель.
182
А. Мацкин – литературный критик.
Удивительный разговор двух очень достойных и очень талантливых людей. Юра глубоко почитал Георгия Гачева. Как-то мы обедали вместе в Центральном Доме литераторов, и, прощаясь, Гачев даже несколько пылко поблагодарил за интересное общение. Когда мы остались одни, Юра засмеялся и сказал примерно так: «Какой редкостный человек! Ведь он поблагодарил совершенно искренне, хотя по его уровню все это была зауряднейшая болтовня. Он – человек гениальный, но как трогательно, что сам он не сознает этого».