Шрифт:
Сазонов поспешил прервать ее:
— Мы все это знаем. Личность вашего супруга нам более или менее ясна, вот и ваша проясняется. Прежде чем принять решение, я обязан известить вас о том, что от нас вам некуда идти.
— Не понимаю.
— Ваш дом вместе с надворными постройками, скотом и самим хозяином сгорел.
— Я это знаю, — Софья заплакала.— Скажите, что с детьми? Где Женя? Что с Романом? Жива ли Глаша, Нина? Мне кажется… вам все о них известно.
— В какой-то степени вы правы. Но… — собеседник развел руками,— не о всех в одинаковой степени.
— Скажите о главном. Они все живы?
— Уверенно отвечаю — живы.
— Им что-то грозит?
— К сожалению, Роман на плохом пути.
— Я так и знала! Скажите, и Женя с ним?
— Пока да.
Софья почувствовала, что у нее темнеет в глазах, но пересилила дурноту.
Сазонов позвонил, в дверь заглянул молодой человек из приемной.
— Андрея ко мне.— И снова к Софье: — Кстати, вам известно, кто вас спас в риге?..
— Нина?
— Нет.
— Прибыл по вашему приказанию.
На пороге стоял Голубев, как всегда свежевыбритый, подтянутый. Сазонов через стол протянул ему руку и, не пуская ее из своей, со сдержанной гордостью сказал:
— Именно Андрею Ивановичу вы обязаны жизнью.
Софья шагнула к Голубеву и порывисто обняла его.
Мужчины явно опешили от столь неожиданного поступка допрашиваемой. Сазонов в первую секунду строго свел брови, но уже в следующее мгновение губы его дрогнули в улыбке, глаза насмешливо сузились и с любопытством остановились на Голубеве — ему было забавно, как тот выйдет из щекотливого положения. Но Андрей не смутился, лишь ласково поглаживал широкой, сильной ладонью вздрагивавшие плечи Софьи Галактионовны, стараясь ее успокоить.
— Согласитесь, Андрей, не часто подобные сцены происходят в нашем учреждении.
Голубев лишь вздохнул в ответ.
— Однако перейдем к делу.— Сазонов кивком указал Софье на стул.— Я бы хотел еще раз подчеркнуть вашу небрежность к своему прошлому. Мне не понятно, почему следователю Бромбергу вы не сказали, кто ваш отец?
Софья лишь плечами пожала.
— Мой отец всегда был убежденным эсером. Мечтал насадить в России крепких хозяев. И в качестве образца была семья его дочери. Чем кончилась его затея, сами видите. Его любимцу раскроили череп, а дочь его ОГПУ во всех смертных грехах подозревает.
— И все-таки почему вы Бромбергу не сказали, что ваш отец революционер? — переспросил Сазонов.
— Да какой же он революционер! Ведь эсер же! Наоборот, старалась не напоминать, что отец дворянин и торговец.
— При чем тут дворянство и торговля? Я, к примеру, тоже дворянин, а по заданию своей партии какое-то время ювелирный магазин держал.
— Вы хотите сказать, что и мой отец торговал по заданию партии эсеров?
— Это не требует доказательств.
Глубоко вздохнув, Софья грустно призналась:
— Но все то, о чем вы говорите, относится к моему отцу. А я-то лично ничего не сделала полезного для революции и Советской власти.
Сазонов поморщился.
— Андрей Иванович, ты больше меня знаешь гражданку Пухову. Как понимать это заявление?
Голубев улыбнулся.
— Я давно говорил вам, Николай Петрович, что Софья Галактионовна — человек не от мира сего. И о ней лучше всего говорят факты. В деле есть документы, видимо, необходимо ознакомить Софью Галактионовну с ними.
— Не Софью Галактионовну, а гражданку Пухову, — сердито поправил Сазонов.
— Вот именно. Гражданку Пухову. Тем более речь идет о гражданском акте.
Сазонов стал листать папку, наконец нашел.
— Узнаете?
Софья медленно прочитала;
— «Акт пожертвования». — Пожала плечами. — Каких-то несколько тысяч рублей голодным детям… Вот интересно. Как он к вам попал?
— Вы забываете, где находитесь.
Голубев поднялся, попросил у Сазонова папку. Перевернул лист, показал Софье тыльную его сторону.
— Ознакомьтесь.
Софья с любопытством наклонилась над папкой, потом резко выпрямилась.
— Сто двадцать восемь тысяч?! Да чепуха это! Камушки были фальшивые.
– Николай Петрович, найдите, пожалуйста, акт экспертизы.
Сазонов полистал дело и так же молча отдал папку Андрею.
— Вот заключение комиссии.