Шрифт:
— Но не такими, Борис. Не надо принижать самые высокие награды.
— Ну, хорошо. Только скажи мне: какой чудак будет рваться первым на экзамен? Наоборот, нужно незаметно прошмыгнуть…
— Я те прошмыгну! — Толстый указательный палец Ивана Федосеевича угрожающе закачался перед носом Дроздова. — Не тот ты человек, чтобы решиться на халтуру.
…Вот и его институт. Быстро разделся и, шагая через две ступеньки, поднялся на второй этаж. Перед дверью аудитории, где проходил экзамен, сидело четверо.
— Кто принимает? — спросил он высокого парня, вопросительным знаком согнувшегося над конспектами.
— Кольцов и Протопопова, — выпалила за парня маленькая худенькая девушка с толстой пепельного цвета косой.
— Кто к Протопоповой?
— Ой, не нужно к ней. Она такая вредная… Засыплет в два счета…
— Ну?! Так никто к ней и не пошел?
— Нет, наверное.
— Может, мне? Страшнее кошки зверя нет.
У девушки расширились глаза. Она смотрела на Дроздова как на самоубийцу.
«Может, и в самом деле повременить?» — подумал Борис и устыдился этой осторожной мыслишки.
Резко распахнул дверь. Два преподавателя и восемь студентов скрестили па нем взгляды. Протопопова едва приметно улыбнулась.
— Неужто вам не сообщили, что я вредная и жадная на отметки? И что я «засыпаю»… — сказала она, когда Борис решительно подошел к ее столу.
Дроздов сдержанно рассмеялся, но ничего не сказал.
— Садитесь, Борис… Борис, не помню отчества.
— Я Дроздов. У студента, как мне кажется, нет отчества.
— Но ведь вы… простите… вон вы какой! — Алла Васильевна кивнула на ордена.
Борис почувствовал, что краснеет: черт бы побрал этого Вальцова! Еще подумает — пришел выпрашивать себе снисхождения.
Улыбка его угасла. Он кивнул на узкие полоски бумаги.
— Билеты?
— Они, Борис Андреич. Я вас чем-то обидела?
Вид у нее был такой, будто она собиралась его утешить.
— Что вы, Алла Васильевна. Это я себя ругаю. Слабость проявил.
Протопопова внимательно и изучающе посмотрела на него. Потом молча кивнула на билеты. Он взял верхний. С волнением стал читать и тут же понял, что все знает и может отвечать без подготовки. В теории прибавочной стоимости Борис хорошо разбирался. И все-таки выделяться не хотелось. Он назвал номер билета и направился к одному из свободных столов.
Видимо, состояние Дроздова пе осталось не замеченным Аллой Васильевной.
— А может, без подготовки, Борис Андреич? — окликнула она.
Дроздов живо обернулся, будто ждал этих слов.
— Можно. Да вроде неловко как-то?..
— А что вам на других смотреть, Борис Андреич! Дерзайте! — и успокаивающе улыбнулась.
Отвечал Дроздов спокойно и обстоятельно. Теорию прибавочной стоимости он мог изложить даже спросонья. За долгие месяцы, потраченные на самостоятельный перевод «Капитала», он, что называется, выдолбил и русский и немецкий текст. Брови у молодого доцента поднялись, глаза округлились, и в них застыло удивление. Она легонько кивала головой и неслышно пристукивала необточенной стороной карандаша. Наконец лицо у нее вспыхнуло, и она жестом остановила Дроздова.
— Вы что же, весь «Капитал» так знаете?
Борис пожал плечами. Знал ли он весь «Капитал», как теорию прибавочной стоимости? Вряд ли. Перевел он всего лишь четвертый том — «Теорию прибавочной стоимости», но цели своей добился: в экономической теории Маркса он разбирался хорошо.
— Нет, так знаю только теорию прибавочной стоимости, Алла Васильевна, — ответил Борис откровенно, — с билетом мне повезло.
Алла Васильевна с пониманием кивнула.
— Ну, что ж, Борис Андреевич… Удовлетворена.
Она рывком придвинула к себе зачетную книжку, энергично обмакнула перо в массивную чернильницу (раздался скрипучий звук о дно) и крупным четким почерком вывела: «отл», размашисто расписалась.
Проскочив сквозь живой коридор сгрудившихся перед дверью студентов, Борис торопливо спустился вниз и оделся. Он шел и с волнением думал:
«Темпераментная женщина! Сначала вроде бы — сухарь, а присмотришься — женщина что надо. И красавица, и умница. Кандидат… А всего лет на восемь меня моложе. Черт возьми, запоминающаяся женщина! В такую и влюбиться можно…»