–  Со шпагой… дворянского, в кафтане… дорогом, галун золотой… Кучер тоже… со шпагой… Третий… не знаю… в черном… я его ранил…

–  Которого?

Федька задумался.

–  Господина генерала…

–  Какого еще генерала?
– удивился Архаров.

–  Звали его… тот господин звал… господин генерал…

–  Прелестно, - пробормотал обер-полицмейстер. Докопаться, есть ли в Москве отставные генералы, несложно. Да только если вышел в отставку по старости или увечью - не станет на рассвете со шпагой скакать. А коли армейский генерал - какого черта он тут, а не на войне?

–  Она сказала… маман… маман… - вдруг произнес Федька.

Слово Архарова озадачило. Так по-французски знатные девицы к матерям обращались.

–  Княжна ей маман, что ли?

–  Да… нет…

–  Бредит он, что ли?
– спросил Архаров Меркурия Ивановича.

–  Может, и бредит. Я велю кушанье подавать. Потом, после ужина, попытайтесь, Николай Петрович, еще расспросить.

Шагая в столовую, Архаров выстроил из отрывочных Федькиных слов развитие событий. Околачиваясь на Воздвиженке, Федька дождался-таки счастливой минуты - туда прибежала Варенька Пухова. Что-то она успела ему сказать про некую «маман». Потом подкатила карета, выпрыгнул некто в дорогом кафтане, выпрыгнул некто в черном кафтане, оба, судя по всему, при шпагах, и один из них «генерал». Они хотели задержать Вареньку, но Федька беззаветно кинулся наперерез. Пока он с ними сражался, девица убежала. В дом к старой княжне она уже боялась идти - или же, где-то спрятавшись, переждала сражение. Спасли Федьку прибежавшие десятские. Они спугнули господ, прикативших в карете, и отнесли раненого архаровца в дом княжны. Вопрос: куда девалась Варенька Пухова? Она могла скрыться там, куда шла, - у старой княжны Шестуновой. А могла и в ином месте…

В том, что мужчиной в дорогом кафтане был князь Горелов, Архаров почти не сомневался. И вдругорядь похвалил себя за разумное решение - отправить в Москву Левушку Тучкова с письмом княгини Волконской. Если выяснить, кто родители Вареньки, то станет ясно, что за суету вокруг нее затеяли старая княжна и Горелов-копыто. Маман… уж не приехала ли в Москву матушка этой беспокойной девицы?…

Поужинав, Архаров отправился в кабинет, где Саша разбирал полученные им письма. Выслушав новости, обер-полицмейстер засобирался было обратно в Рязанское подворье, но в последнюю минуту одумался. С утра он должен быть свеж и бодр, потому что с утра-то и начнется настоящая война между полицией и Каином… да кабы только с Каином!…

Утром же в полицейской конторе было весело. Архаровцы наперебой пересказывали подробности - кого и как брали. Канцеляристы, забросив все дела, восхищенно слушали - не каждую ночь удается повязать столько бывалых мазов. Архаров, приехав, тут же это безобразие прекратил.

–  Взяли вы их - вот пусть и сидят, у вас других забот полно. Тимофей, помнишь пропажу нашу - князя Горелова? Где-то он по Москве околачивается. Ч-черт, едва не забыл… Харитона ко мне.

Харитошка-Яман явился и был строго спрошен о молодом графе Ховрине, узнать о коем ему было велено.

–  Так как же, ваша милость?!
– в отчаянии возопил архаровец.
– Я и в Зарядье торчи, я и за Камчаткой гоняйся, я и Ежа хватай? Я-то - один, ваша милость! В два места сразу не поспеваю!

–  А должен, - не растерявшись, отвечал Архаров.
– Еж и Камчатка уже давно в подвале сидят - а ты все еще тут? Живо в Зарядье.

Не успел взяться за дела - Харитошка-Яман появился, был впущен, но выглядел озадаченным.

–  Ваша милость, велите господина Шварца позвать. При нем говорить буду.

Шварц явился, ничем не показывая своего недовольства.

–  Тот человек, который с ховринской дворней о молодом графе толковал, - предатель, ваша милость!
– объявил Харитошка-Яман.
– Он их предупредил, что кто-то из Рязанского подворья желает знать про графа. Граф приезжал в карете, к нему туда старый камердинер Еропка лазил, так граф и из кареты не вышел, куда-то укатил.

–  Так-то, Карл Иванович, - сказал Архаров.
– Разберись со своим человечком.

–  Будет исполнено, ваша милость, - бесстрастно отвечал Шварц.
– Дайте мне экипаж и людей, через два часа доложу, что сие означает.

Поклонившись, он вышел.

–  Этого еще недоставало… Перекупили его, как ты полагаешь?
– спросил Архаров Харитошку.

–  Ховряка-то он по Кожевникам знает, подслужиться решил, довандальщик хренов, думал - тот ему бабок зашлытит…

Архаровцы переходили на байковское наречие не просто так, а чтобы подчеркнуть значение своей речи. Архаров обычно не возражал - он уже и сам наловчился толковать по-байковски. Польза от этого была немалая - он мог при посторонних отдать приказание, которое никем не бывало понято, кроме полицейских.

Хотел было обер-полицмейстер спросить Харитошку-Ямана, почему он непременно должен был сообщить о предателе обер-полицмейстеру и Шварцу разом, да передумал. Рожа у архаровца, когда он выпалил свое требование, была довольно злая - очевидно, у него случилась какая-то стычка с немцем, и он желал опозорить врага в глазах начальства.

Мирить подчиненных же Архаров не собирался. Не младенцы - сами разберутся. Мордобой в полицейской конторе никто устраивать не станет, а что делается за воротами - обер-полицмейстера не касается. Если же словесное побоище заведут при нем - достанется и правому, и виноватому. Он полагал такое поведение наилучшим способом гасить все свары и склоки в зародыше.