Лена молчала, прикусив губу. Они подъехали к большой серой девятиэтажке. У подъезда было пусто. Вокруг тоже - ни души: дома, деревья, лавочки - всё терялось и пропадало в молочно - кисельном тумане. Беляков вылез наружу. Он запер левую дверцу и открыл правую.

– Давай, - бросил он Лене.
– Пока тебя никто не увидел.

В подъезд он вошёл первым. Лена брела сзади, держась за рукоятку пистолета и всё время оглядываясь.

У лифта царил полумрак. Беляков повернул выключатель, но ничего за этим не последовало: лампочку опять кто-то выкрутил. Обычно её вымазывали красным, чтобы она уже не представляла интереса ни для кого, но желающие разжиться всё равно находились. Приехал лифт. Дверцы его, заскрипев, распахнулись, и осветили своим мутно-зелёным светом облезлые и покарежённые почтовые ящики напротив. Беляков нащупал в кармане ключи и вошёл в лифт.

– Давай.

Дверцы сомкнулись. Лена молча смотрела на узенькую полоску-щёлку. Беляков размышлял о чём-то. Ключи в руке у него самоуверенно и тихо позвякивали. Обернувшись, он посмотрел на Лену.

– Ты рано обычно встаешь?

Та глядела, не понимая.

– Чего?

Детектив спокойно дожидался ответа.

– Я спрашиваю, ты спать любишь долго?

Лена смотрела на него молча, прожёвывая вопрос, потом скривилась:

– Ты нормальный?

Беляков устало пожал плечами:

– Я тебе пытаюсь помочь, а ты меня обижаешь.

Лифт встал. Двери раскрылись.

– Пойдём, - пригласил её Беляков.

Лена вышла следом за ним.

– Что всё это значит?
– спросила она, когда тот открыл дверь.
– Зачем ты меня сюда привёл?

– Я думаю, - ответил Беляков, - тебе следует прежде помыться, переодеться, поесть. Потом поговорим об остальном.

Очутившись внутри, Лена поняла сразу - таких богатых квартир она ещё не видела. Стены в коридоре были обиты красного цвета кожей. Пол выложен мозаикой. Под потолком красовалась маленькая хрустальная люстра. Когда Лена разделась, Беляков повел её в ванную. Там в нос ей ударил букет ароматов, в основном незнакомых - мыла, шампуни, одеколоны. В большом зеркале, обнесённом узорчатой железной рамкой, она увидела себя. Рядом с холёным и чистым Беляковым Лена выглядела ужасно.

– Здесь - мыло, вот - шампунь. Возьми эту мочалку.

Беляков показал ей, как пользоваться краном.

– У меня в прошлом году девица одна ночевала, - он заулыбался.
– Сломала мне ручку. Стала её крутить, когда нужно - оттягивать.

Беляков вышел, и Лена защёлкнула за ним дверцу. Потом разделась и пустила воду. Пистолет она пристроила на полке, между шампунями и ещё какими-то пузырьками - так, чтобы в любой момент можно было до него дотянуться.

Лена легла в ванну и закрыла глаза. Не ужасные треволнения последних дней, а какие-то очень далёкие воспоминания - стёршиеся, казалось, почти или навсегда забытые, но, всё-таки, сохранившиеся на задворках усталой памяти, сейчас, в эту минуту, накрыли уверенной, тяжёлой волной: пахнущий весенним дождем и мокрой сиренью школьный двор, серые туапсинские улицы, выложенный круглыми, гладкими камнями пляж, до боли нагретый от раскаленного южного солнца... Лена чуть не уснула. Она отряхнулась, мгновенно вернувшись в действительность. Конечно, было бы глупо сейчас утонуть в ванне.

Вымывшись, Лена облачилась в мягкий махровый халат, оставленный для неё Беляковым. Сунула пистолет в кармашек.

Когда она вышла в прихожую, то сразу же уловила запахи, которые шли с кухни. Там возился хозяин квартиры. Запахнувшись в халат, Лена потянула носом и прислушалась: что-то аппетитно шипело и булькало. Когда она появилась на кухне, Беляков, повернув голову, быстро оглядел её. Потом прервался и сходил в ванную. Он брезгливо скосился на ком грязной одежды, лежавший в углу.

– Я думаю, всё это пойдет в мусор, - Беляков почесал нос.
– Я тебе подберу что-нибудь.
– Потом он увидел цепочку с крестиком на полочке между шампунями и дезодорантами.
– И украшение свое забери.

– Это - не украшение.

Лена взяла крестик. Беляков поглядел на неё с интересом.

– Ты веришь?

Лена серьезно кивнула. Частный детектив пожал плечами.

– Каждому своё, - сказал он.
– Я верю только в то, что могу пощупать.

Беляков вернулся на кухню и продолжал возиться с едой. Лена подошла ближе и поглядела насмешливо.

– Сразу будем трахаться, - спросила она, или вначале покормишь?

Беляков обиженно скривился.

– Как захочешь. Но, вообще-то, я ещё никогда не принуждал женщин. Я тебе не хачик какой-нибудь.

Лена вернулась назад, в прихожую.

– Дай мне расчёску.

– Возьми в ванной - какая нравится, - ответил Беляков, не поворачивая головы.

...Инспектор Саркисян сидел у себя в кабинете. Его перебинтованная левая рука неподвижно покоилась перед ним на столе. Саркисян рассеянно глядел на охотничью двустволку, изъятую сегодня утром у одного мужика из станицы Пашковской. Тот стрелял в соседа, изнасиловавшего его дочь, которая наутро повесилась. Сосед лежал сейчас в больнице. "Лучше бы убил, - думал Саркисян.
– Одной русской скотиной стало бы меньше." Но главное, что его заботило теперь, было, конечно, не это.

Послышался стук в дверь.

– Да, - устало проговорил инспектор, - открыто.

В кабинет ввалился Хачатуров. Следом показалась смуглая небритая физиономия.

– Знакомьтесь, - Хачатуров подвёл гостя к столу Саркисяна.
– Это - Алик Кабардинец. А это - Самвел Саркисян. Между прочим, старший инспектор уголовного розыска.

Алик брезгливо хмыкнул. Потом молча бухнулся на стул и зажёг сигарету. Хачатуров присел рядом.

– Короче, чё делать?
– Алик Кабардинец с вызовом разглядывал Саркисяна.