пассивными, безголосыми психологами. Но какой в этом смысл? Это не

самый лучший путь к самоактуализации. Нет, вы должны стремиться стать

первоклассными психологами, в самом лучшем значении этого слова,

лучше, чем вы можете себе представить. Если же вы намеренно стремитесь

стать меньшим, чем можете стать, тогда я должен предупредить вас, что

вы будете глубоко несчастны всю свою жизнь. Вы не реализуете ваши

таланты, ваши способности>.

Мы испытываем и стремление, и страх не только по отношению к своим

собственным высшим возможностям, но мы также отягощены постоянной,

универсальной - и, возможно, даже закономерной - амбивалентностью по

отношению к высшим возможностям других людей и возможностям

человеческой природы в целом. Разумеется, мы восхищаемся и

преклоняемся перед честными, благородными, духовно чистыми, святыми

людьми. Но возьмется ли кто-нибудь, кто заглядывал в глубины

человеческой души, отрицать, что наше отношение к благородному и

святому человеку двойственное, а порой даже враждебное? А если человек

красив? Или велик? Или ге-

Неврозы как ошибка личностного развития

49

ний? Не нужно быть психотерапевтом, чтобы понять происхождение этого

феномена - поэтому назовем его <встречной оценкой>. История дает нам

множество тому подтверждений, я бы даже сказал, что во всей истории

человечества нельзя найти ни одного исключения. Мы, конечно, любим

великих людей, мы восхищаемся ими, воплотившими в себе все самое

лучшее, что может быть в человеке, - добро, справедливость, красоту,

совершенство, успех, - но при этом испытываем неловкое чувство,

тревогу, беспокойство, а возможно даже ревность и зависть. Эти люди

как будто напоминают нам о нашей собственной малости, нашей

неуклюжести, неловкости. Они лишают нас самоуверенности,

самообладания, самоуважения. (Ницше по-прежнему остается лучшим

учителем в этом вопросе.)

Здесь-то и спрятан ключ к разгадке. По моему мнению, великие люди уже

самим фактом своего существования и теми качествами, которыми они

прославились, вольно или невольно принижают нас. Даже если мы не

осознаем этого, не понимаем, почему при встрече с таким человеком или

при одном упоминании о нем мы чувствуем себя глупыми, или

безобразными, или низкими, мы тем не менее отвечаем проекцией, а

именно, реагируем так, словно этот человек действительно желает

унизить нас, как если бы мы были мишенью для его добродетелей (54).

Наша враждебность по отношению к нему вполне объяснима. И мне

представляется, что только осмысление и понимание способны победить

эту враждебность. То есть, если вы найдете в себе силы осознать и

проанализировать вашу собственную встречную оценку самого себя, понять

истоки вашего бессознательного страха и ненависти к настоящим,

благородным, красивым людям, тогда вы, наверное, сможете побороть свою

неприязнь к ним. Я могу продолжить эту мысль и предположить, что, если

вы научитесь любить высочайшие возможности другого человека, то вы не

будете бояться обнаружить их в себе.

Отсюда же проистекает страх перед высшим началом, классическое

описание которого дал Рудольф Отто (125). Если сопоставить наше

соображение с мыслями Элиаде (31) о сакрализации и десакрализации, то

становится ясна и универсальная причина этого страха. Это - боязнь

прямой конфронтации с богом или богоподобным. В некоторых религиях

неизбежным следствием подобной конфронтации считается смерть. В

верованиях многих народов с примитивной культурой присутствуют

местность или предметы, на которые наложено табу, поскольку они в силу

своей сакральности могут быть опасными для человека. В последней главе

моей <Psychology of Science> (81) я приводил и другие примеры,

преимущественно научные и медицинские, связанные с десакрализацией и

ресакрализацией, и пытался объяснить психодинамику этих процессов. В