И второе — кто этого хитрованистого старпера знает… Сейчас на себя бочку дерьма катит, а завтра — опрокинет её на твою голову, заявив: «Пытали, потому и сознался!..» И если найдётся у него какой-нибудь мало-мальски влиятельный заступник из числа родичей или бывших сослуживцев — всё, хана тогда оперу-трудяге… Суши вёсла, паря!..

Вот почему никаких признаний теперь Грозницкому и не надобно было… Но не чуявший изменившейся коньюктуры дедок продолжал провокаторски настаивать: «Мною злодейски умерщвлена гражданочка такая-то… Опять готов под этим двумя руками подписаться!..»

И тут не сдержался уставший от всего этого Грозницкий, заорал: «Я ведь могу и рассердиться!», — да как хлобыстнет торцом дубинки Маркелова в челюсть!.. Улетел старичок в дальний угол, слегка башкой о батарею парового отопления приложился, а изо рта у него вылетел треснувший металлический зуб, и под батарею закатился.

Только тогда пробило сторожа, что действительно отпускают его, без балды. А всё — почему?.. Живые, нашенские люди в милиции работают — потому что!.. Черти, разобрались в ситуации и поняли, что ни при чём тут старик Маркелов, ну вот ей крест!.. Только и всего, что пил с бомжихой. И потом она уползла от него, чуть живая… Всем готов поклясться, как на духу, что так всё и было!..

Прослезившись на радостях, Маркелов чуть ли не обниматься-целоваться к освободителю Грозницкому полез, опер пресёк это (чай, не голубой он, чтобы с пожилым мужиком взасос миловаться!), но на душе у него заприятнело… Вполне нормального, хорошего даже человека — на свободе теперь можно оставить!..

…Того только не заметил по недомыслию старлей, что два ребра у Маркелова не ушиблены, а сломаны были… И пойди сейчас старик снимать побои — будет вполне официально констатировано, что после визита в милицию на стороже обнаружены телесные повреждения средней тяжести…

Развивайся же всё по давно накатанной коллее — Маркелов поступил бы в ИВС, оттуда — в СИЗО… Со временем, разумеется, тюремный врач тоже засвидетельствовал бы переломы, но их легко можно было бы списать на драку с однокамерником, или же на случайное падение с лестницы (десятки надзирателей стали бы свидетелями!), во время выхода на прогулку в тюремный двор…

Вот почему допрашивающие задержанных опера придерживаются двух железных правил: не оставляй следов на теле того, кого, возможно, после допроса придётся отпустить домой, не «светись», не подставляйся… И второе: если всё-таки подставился и чем-либо допрашиваемого «украсил» — ни в коем случае не отпускай его сразу же домой, — пусть хотя бы в райотделовском «обезьяннике» трое суток посидит, пока следы немножко сойдут… А возникни даже потом шум — всё на тех же сокамерников можно и спихнуть…

Грозницкий же лохнулся дважды: без особой надобности переломал рёбра старому человеку (уж в такой-то степени можно было и не усердствовать!), и затем — отпустил изуродованного им человека на свободу, мысленно махнув рукой: «А-а-а, сойдёт… Ничего он не докажет!..»

Так бы оно и случилось, почти наверняка, но, на беду Грозницкого, родной внучок сторожа Маркелова учился на 2-м курсе юридического факультета, а стало быть — законы уже знал, и при этом ещё верил, что знание это нужно применять не только для обогащения собственного кармана, но и для чего-либо более осмысленного…

И вот, когда дед приполз домой жалким, избитым и дрожащим от пережитого только что ужаса, и рассказал внучонку, что да как творили с ним в стенах Вузовского РОВД, то тот первым делом повёл старика снимать побои, а потом… Нет, не в райотдел он побежал, шуметь и скандалить, — как раз это было бы полбеды, там ему голову уж как-нибудь да задурили бы, а при везухе — и на него самого молниеносно навесили бы делюгу, скажем — за хулиганство в стенах РОВД и сопротивление представителям власти при исполнении…

Но он, сучяра, не стал громогласничать в милицейских стенах, а вместо этого тихонечко отнёс кляузу в районную прокуратуру… Блин. менты-ироды зверски и ни за что избили дедушку будущего юриста, очень может быть — будущего работника прокуратуры даже!.. «Н а ш и х бьют!..» Извечно относящиеся к «ментовским» с подозрительным предубеждением «прокурорские» зашевелились как кубло растревоженных змей, и на следующий же день совершенно внезапно в кабинет к увлечённо допрашивающему очередного кандидата на роль преступника старшему лейтенанту Грозницкому вбежала целая комиссия проверяльщиков.

Прямо с порога и в лоб — задали вопрос: «Били Маркелова вчера?..» Тот, будучи не пальцем деланный, моргнул честно: «Я?.. Бил?!. Как вы могли такое подумать?!. Да я — офицер милиции!.. Да как вы смеете!..»

Но комиссия уже топала толпой в тот угол кабинета, где, по показаниям Маркелова, он лежал после нокаутирующего удара, оставив где-то там свой железный зуб. Не поленившись встать на карачки, прокурорский люд зашарил под батареей, и через минуту нашарил там долгожданное — стальной маркеловский клык!..