Шрифт:
Он не чувствовал усталости, еще чашка крепкого кофе – и вперед, только надо осторожнее на дороге.
Невесомость, легкое парение над землей после сброшенного, ставшего непосильным груза. Освобождение. Он выплеснул из себя накопившееся за годы.
* * *
– Ты что, совсем рехнулся? – тихо, чтобы не разбудить Майку с Михаль, сказала Керен и села на кровати.
В ее голосе не было ни сарказма, ни угрозы – лишь сонное недоумение.
– Не совсем, только чуть–чуть.
– Ты можешь, наконец, объяснить, что на тебя нашло? Я все ждала, не задавала вопросов, думала, ты сам объяснишь.
– Я тебе все объясню. Сегодня же. Но только не сейчас, чуть позже. И не здесь...
– А где же?
– В Амирим.
– То есть как?
– В Амирим, я хочу, чтобы мы собрались и поехали сегодня в Амирим. Ты возьмешь два дня?
– Сегодня?.. Сейчас?.. В Амирим? – Керен непонимающе смотрела на него.
– Да.
– И где мы там будем ночевать?
– Я заказал на завтра, то есть, уже на сегодня, тот же домик, где мы были осенью.
– Тот же самый?
"A girl with kaleidoscope eyes."
– Да, – Барух понял, что он на правильной тропе. По крайней мере, он ее озадачил.
– А что мы сделаем с красавицами?
– Ты можешь попросить свою мать?
– Послушай, – она покачала головой, – ты убегаешь из дома на три дня; говоришь, что в Эйлат на парад гомиков; не звонишь, оставляешь мне по ночам дурацкие сообщения; появляешься через три дня под утро, предлагаешь взять два дня отпуска, чтобы ехать в Амирим и там поговорить. Так? Еще и сорвать маму из ее аптеки.
– Ну, так. Твой отец и один справится с аптекой, всего–то два дня.
Керен рассмеялась.
– И ты заявляешь, что ты не рехнулся?
Барух понял, что она заглотила наживку с Амирим. Она просто подтрунивала над ним. Он чувствовал, что Керен согласилась. Когда речь шла об Амирим, она не могла не согласиться. И потом, наверное, впервые за десять лет, именно он, Барух, был той стороной, которая "вкладывала в брак".
Спасительное слово "Амирим".
Хвала Господу, что он создал Амирим.
Волшебное слово "Амирим".
Оно вернуло ту неуловимую материю, которая исчезла две недели назад. Как два пилота в спарке, повздорившие на земле по пустякам, после леденящей паузы радиомолчания находят друг друга на запасной частоте и готовы простить все, только чтобы живой.
На Баруха прыгнула Майка, потому что папа вернулся раньше со своей конференции. Михаль дала себя поцеловать, но смотрела подозрительно, оглядываясь на Керен. Но все было нормально, то есть, пока Керен не прослушала его запись, его исповедь, все было нормально. Он нашел правильный тон, ту единственную настроенную струну, которая зазвучала чистой нотой, без фальши. И красавицы не переводят недоуменный взгляд с Керен на него и обратно.
Керен не дала ему сесть за руль. Несмотря на очередной кофе, Барух клевал носом. Он откинул спинку сиденья, развалился и прикрыл глаза.
– Ты специально купил диктофон?
– Угу.
– В Эйлате?
– Да.
– Ты поехал в Эйлат, чтобы там сделать эту запись?
– Нет, я действительно поехал в Эйлат, чтобы посмотреть "парад гордости". Мне надо было увидеть это своими глазами, чтобы понять...
– Что понять?
– Понять, кто я такой.
– Ну и...
– Помогло! – Барух рассмеялся. – Совсем не так, как я думал, но очень помогло.
– Ты меня заинтриговал, честно говоря, я уже не знала, что и думать, ты последние две недели был какой–то странный. Ты что, и правда три раза ходил смотреть "Горбатую гору"?
– Угу.
Керен ничего не ответила, но он понял, что, в отличие от предыдущего раза, она ему верит. Они молчали какое–то время, и Барух погрузился в дрему. Он открыл глаза, когда Керен затормозила резче обычного. Они сворачивали в сторону Кармиэля.
Барух вытащил телефон и набрал номер хозяйки циммера:
– Мы будем минут через двадцать... Да–да, спасибо.
– Нам готовят торжественную встречу?
– Что–то вроде.
По радио Энни Ленокс пела про "pointofnoreturn".[89]
Попетляв по Амирим, они остановились перед маленьким домиком на склоне холма, откуда открывался потрясающий вид на лежащий далеко в долине Кинерет. Домик утопал в цветах и зелени и выглядел еще привлекательнее, чем осенью. Керен потягивалась после двух часов дороги, вдыхала свежий ласковый майский ветерок, еще не вобравший в себя летнюю пыль и зной.
Pointofnoreturn.
Ключ, как и было условлено, торчал в двери. Барух вошел первым, пока Керен все еще любовалась видом на озеро. То, что он увидел, превзошло все его фантазии: окна были плотно задернуты шторами, и в комнате царил полумрак, пол утопал в сухих лепестках, на каждой поверхности, на каждом выступе в стене, а их было немало, стояли зажженные свечи, большие, маленькие, совсем крошечные, ароматизированные, повсюду были букеты свежих и сухих цветов, на столе стояла бутылка красного вина, ваза с фруктами, коробка шоколадных конфет. По комнате плыла едва слышная музыка. Не хватало лишь белой шкуры, но зато вместо нее в комнате было джакузи, в котором тоже плавали лепестки роз.