Шрифт:
– А Шнур слышал.
– А ты откуда знаешь?
– Переводчиком при нем была. И клялась, что никто об этом не узнает. Но, по-моему, ты тут весь лес держишь, а не Шнур...
Савва садится снова и долго молчит. Думает о Шнуре и об этой девочке. Зарвался Шнур – сам все решает. Четвертует Куликово поле и себе в карман кладет кусками. И девчонка очень попасть может.
– Откуда Шнура знаешь? – спрашивает у Шурки.
– Столкнулись как-то...
– Где?
– Не важно, Савва. Просто столкнулись.
– Не в его кровати?
– Нет.
– Это точно? – переспрашивает он. – Потому что я с чужими шлюхами дел не решаю.
Шурка пожимает плечами. Савва, по-своему, прав, конечно. Мало ли что можно наплести. Только очень уж грубо. Ну, не от этого человека требовать деликатности...
Шурка смотрит в его лицо и видит, что недавняя печаль не ушла, а залегла на нем тенями – в глазах, в жесткой линии сжатых губ, в запавших щеках.
– Ты очень красивый, Савва, – говорит вдруг Шурка.
Он не слышит. Думает о своем. И ей снова кажется, что это ее мальчик – один-единственный на всем белом свете, с которым у нее ничего – никогда – не будет.
– Не бойся, ничего не случится. Никогда ничего не бойся. Ничего плохого не произойдет. Все будет очень хорошо. Чудесно. Все будет замечательно.
– Я не боюсь, – говорит Вангелис.
– Молодец. Не надо бояться. Это такая жизнь... Наша жизнь...
– Ужасная жизнь.
– Нет, обычная, – смеется Шурка. – Наша обычная жизнь.
Вангелис молчит.
А после секса им всегда становится весело. Шурка уже вполне приспособилась к нему и к сексу с ним. Ничего, нормально, если не открывать глаз. Привыкла к сладкому запаху его одеколона и мягким рубашкам от Ив-Сен Лорана. А у Жеки и одеколона-то не было. И она так и не успела ему подарить. Стоит на полке – напоминанием о том, что давно ушло.
К тому же Вангелис регулярно осведомляется, нашла ли она работу, и после ответа «нет» обычно дает ей деньги: «Я понимаю, в каком ты положении». И она уже привыкла к своему положению, и оно даже стало ей нравиться.
А после секса им обоим смешно. Оттого, может, что оба довольны тем, что имеют, и не ищут ничего другого. Вангелис доволен тем, что встретил ее, а она довольна своим положением содержанки.
Берте же неожиданно звонит Шнур. Берта передает Шурке трубку, и та уже не рада, что оказалась рядом.
– Ну, как там наш иностранец? – спрашивает Шнур мягко.
– Не знаю, – говорит Шурка. – Я его не вижу.
– А как Жека?
– Не знаю, – повторяет она. – Я от него ушла.
– А я знаю. Он даже мыться перестал, не то, что бриться. С чего это ты так решила?
– Нашла другого. Хороший мальчик. Люблю его. Поженимся.
– Ну-ну, – прощается Шнур. – Бывай.
Лгать неприятно. Шнур обязательно передаст Жеке, что она нашла молодого, лучше, чем он, и любит его. Получится, что она обманывала Жеку, говоря о своей любви, потому что любовь не проходит так быстро. С другой стороны, если Жека узнает, что она ушла к женатому мужику, еще старше, чем он, только ради денег, он убедится, что она, действительно, проститутка, а ее сердце протестует против этого. Хотя, на самом деле, выходит, что это так...
Ничего не бойся. Не бойся. Не бойся. Все будет не хорошо и не плохо, но как-то будет. Жизнь вовсе не страшная штука – ты не успеваешь испугаться, пока живешь.
Радуйся каждому прожитому дню. Радуйся. Радуйся. И Шурка радуется, что вовремя ушла от Жеки, и что разрыв уже не так болит. Радуется, что нашла общий язык с Вангелисом, и что он ей помогает. Радуется, что Берта вдруг перестала давать ей советы, а стала смотреть сквозь нее, как сквозь призрак, чудом задержавшийся среди живых людей. Радуется, что Шнур пока ни о чем не догадался. Радуется, что приходит Савва. Это самая болезненная радость – до рыданий, до взрыва пульса.
И вдруг звонят в дверь – и входит вовсе не Савва, а Шнур. Шнур, который каким-то образом узнал ее адрес.
– Зачем ты так со мной, девочка? – спрашивает мягко.
Шурка вжимается спиной в стену, прекрасно понимая, что он может сделать с ней все, что угодно, и пытаясь угадать, что он узнал из того, что мог узнать, и на что решился.
– Как?
– Тебя же видят в городе с греком. Мои же ребята, которые его пасут, и видят. А ты мне такую херню городишь…
Шурка пожимает внезапно озябшими плечами.