– Я боялась, что ты Жеке скажешь. Он – дурак. Еще прибьет меня.

– Да мне срать на твоего Жеку! – взрывается Шнур. – Мне не нравится, когда лохи меня вот так прокидывают и думают, что очень хитромудрые!

– Я же уговорила его платить. По-хорошему уговорила. Ты сам видел, – напоминает она. – Я не прокинула тебя.

Шнур задумывается. На его вытянутом лице ничего не отражается. И Шурка понимает, что других претензий к ней у него пока нет. Ничего не бойся!

– Откуда ты адрес узнал?

– Позвонил твоей подруге да и узнал. Делов-то, – отвечает он рассеянно.

Садится на скрипящий диван и проваливается в пружины.

– Что еще? – вежливо осведомляется Шурка.

– Думаю, трахнуть тебя что ли...

– Не надо. У меня месячные, – находится Шурка.

– Ну, тогда хоть отсоси. Или зубы болят? – скалится Шнур.

– Болят.

Он молчит. Смотрит на нее. И чем дольше смотрит, тем тяжелее становится его дыхание.

– Ко мне сейчас подруга придет. Ты, это, давай на выход, – намекает Шурка.

– Пусть приходит – вместе развлечемся!

Шурка замолкает.

– Девочка моя, – вздыхает вдруг Шнур. – Чего ты так выеживаешься? Ты же – блядь, шалава, как все остальные. Что ты такое о себе думаешь? Что писаная раскрасавица? Да будешь подыхать на вокзале и сосать за полкопейки. Еще и не даст никто, слышишь? Я тебя к греку пристроил, я. И так ты мне отплатила! Не знаешь, с кем связалась, моя хорошая. Да завтра твои кости звери в зоопарке съедят и мне спасибо скажут. А от твоего грека мокрого места не останется. Кто он тут такой? Кому он нужен? Тут я хозяин. Я решаю, кому тут жить и сколько кому платить за то, что он коптит мне воздух.

Шурка кивает.

– Верю.

– Ну? – спрашивает Шнур, расстегивая ремень на брюках.

– У меня стоматит. Чесаться будет.

– Ничего, почешу.

– Да пошел ты! Пошел ты в жопу! – взрывается Шурка. – Говорю, не могу, значит, не могу. Мало тебе шлюх что ли?

Он поднимается и идет к ней.

– Шлюх много не бывает.

И в тот же миг Шурка оказывается в его лапах. Чувствует его цепкую хватку и леденеет от его пальцев. Шнур стаскивает с нее брюки, прижав ее спиной к стене, когда раздается стук в дверь.

– Эй, Шнур? Эй, Шнур, ты там?

Скорее всего, поднялся кто-то из охраны. Шнур в расстегнутых штанах распахивает дверь.

– Какого дьявола?!

– Малой звонил. Выловил-таки Буланова. Тебя ждут.

– Пусть ждут!

Шнур оборачивается к Шурке. Она, успев вооружиться кухонным ножом, ожидает только его первого шага.

– За что же ты меня так не любишь, моя девочка? – смеется Шнур.

Он одним прыжком оказывается рядом, стискивает ее запястье, и нож вываливается из разжатых пальцев. Шнур обхватывает ее губы удушающим пылесосным поцелуем – и отпускает ее. Застегивает ремень. Шурка, силясь совладать со свистящим дыханием, смотрит парализованно.

– Весело с тобой, аж встал, – говорит Шнур. – Да некогда сейчас. Надо одного козла распросить подробно. Я вернусь потом. Ты пока подмойся и зубы подлечи. И попку смажь вазелином. И уши закапай. Я скоро приеду.

Шурка падает на пол, словно пристреленная звуком хлопнувшей двери. Потом хватает вещи, кое-как одевается и едет к Вангелису.

– Давай пойдем куда-то... Где много людей, – просит слезно.

– Ты же не любишь, когда шумно, – недоумевает тот.

Шурка ничего не может объяснить. Пьет в ночном клубе мартини и думает, куда пойдет потом. К греку – бесполезно: Шнур и его может стереть в порошок. Ничего не бойся!

Жеке сорок шесть лет, рост – сто семьдесят два сантиметра, вес – сто два килограмма, размер ноги – тридцать девятый, и со стороны он похож на упитанного Винни Пуха, дожившего до среднего возраста с опилками в голове. В молодости был Жека симпатичным взрывным парнем, а потом – облинял, лицо потемнело, голова полысела, и живот стал тянуть к земле.

Когда она ушла, Жека сразу понял, что жизнь кончилась. Раньше от него никогда не уходили женщины, и все дорожные шлюхи вешались на него гроздьями. Но она сказала: прощай! Первая женщина, которая его бросила... Первая, которую он любил с такой страстью.

Если бы что-то не ладилось, если бы она жаловалась, пилила его или пыталась надавить в чем-то, это было бы объяснимо. Но все было хорошо, она говорила, что любит его, а потом встретила какого-то недомерка и в один миг все оборвала. Что она с ним сделала? Отняла все. Убила его.

Ни жена, ни дети, ни новый дом не заменят ее. Это совсем другое. Это вообще параллельный мир. Так Жека чувствует, хотя и не может этого выразить словами. Только не бреется и зубы не чистит. Пил бы – да в завязке. Только курит без продыху. Как он ее любит!.. И как ему больно!.. Убил бы ее – только бы никому не досталась, чтобы никто не прикасался к ней, не играл с его игрушкой так, как играл с ней он.