Она вытянула из сумочки пластиковую карточку и щёлкнула ею Романа по носу. – Здесь десять тысяч. Надеюсь, этого достаточно?

Он с трудом подавил в себе желание схватить её за тощую жилистую шею и душить, душить до тех пор, пока из плотоядного, ярко накрашенного порочного рта не послышатся предсмертные хрипы.

– И после этого я могу быть свободен?

Марина прикурила сигарету и, насмешливо глядя ему в глаза, выпустила прямо в лицо струю дыма.

– А как же, котик, абсолютно свободен…

«Вообще-то ничего особенного, – думал он, сидя на переднем сиденье белого «Ситроена», – ну вылезают глаза из орбит у тех, кто случайно заглядывает в салон. Подумаешь! Переживу!»

Он искоса посмотрел на Марину.

– Что, котик, хочешь выйти? Самое время свежим воздухом подышать.

– С чего ты взяла? – Роман насторожился. В голосе Марины слышалась издёвка. «Что она ещё придумала?»

Марина свернула на обочину и притормозила: «Приехали! Выходи из машины».

– Ты что, Мариш? Как же я выйду, я же совсем голый, дай хоть рубашку надеть.

– Ты абсолютно свободен! – она выпустила из газового баллончика струю едкой жидкости, и это было последнее, что он запомнил…

Роман пришёл в себя в незнакомой комнате, со светлыми «ромашковыми» обоями на стенах. Через большое, открытое настежь окно в комнату проливался яркий солнечный свет. С улицы доносился лай собаки. Звонкий женский голос протяжно звал: «Малушка! Малушенька!» Роман встал с диванчика и, завернувшись в простыню, подошёл к окну, но ничего не увидел из-за разросшегося куста сирени. Тогда он прошёл через узенький коридорчик и наугад вышел на крыльцо. У колонки во дворе стояла молодая светловолосая женщина в ярком ситцевом платье. Среднего роста, крепкая, с тонкой талией и высокой пышной грудью, она показалась Роману бронзовой статуэткой – лучи утреннего солнца золотили её кожу, придавая ей тот восхитительный оттенок, которого так упорно добивалась Марина, регулярно посещая солярий. «Марина! Вот, чёрт!» – он сразу вспомнил всё, оставалось только выяснить, каким образом он очутился здесь. Женщина приветливо улыбнулась ему и крикнула:

– Доброе утро!

Роман молча кивнул в ответ, наблюдая, как она несёт полное ведро молока.

– Очухался? Молочка парного выпьешь? А хочешь, есть вечернее, вчерашнее, только оно холодное. Или тебе рассолу принести? – хитро прищурилась она. Сверкнули в улыбке ровные белые зубы, из-под косынки выбилась непослушная золотисто-русая прядь. Она стала процеживать молоко через аккуратно сложенную вдвое марлю. Ромке вдруг нестерпимо захотелось сорвать с неё косынку и уткнуться лицом в пышные вьющиеся волосы.

– Ну что, так и будешь молчать? – она протянула ему полную кружку парного молока, и он, встретив взгляд фиалковых глаз, остолбенел. – Держи!

Роман выпил молоко залпом и, вытирая губы ладонью, наконец, произнёс:

– Как я здесь очутился?

– Я привезла. Вчера, еду из города, смотрю – лежит. Пьяный – не пьяный, мёртвый – не мёртвый, прислушалась, вроде дышишь. Только как есть – нагишом, а одежда рядом валяется. Погрузила в свой кузовок и привезла.

Он проследил взглядом за взмахом её руки и увидел стоящий у забора старенький «жигулёнок».

– Спасибо… Я попал… Со мной произошла такая неприятная история…

– Да ладно тебе, – она улыбнулась, – легко отделался, парень. Могли бы и в милицию забрать, доказывай там потом, кто ты есть на самом деле. Как звать-то?

Он тонул в её светлых глазищах, опушенных густыми чёрными ресницами, и голова у него кружилась то ли от вчерашней дряни, которую плеснула в лицо Марина, то ли от взгляда незнакомки, проникающего в самую глубину души.

– Роман, – он опустил глаза не в силах более выдерживать её взгляда.

– А я – Лиза, – протянула она крепкую загорелую ладошку. – Ну, ты не стой, давай-ка, оденься, я вещички твои выстирала, и выгладить с утра успела. Вот только с обувью как быть – ума не приложу. Может у дяди Жени спросить, у тебя вроде нога небольшая?

– Да мне бы только до города добраться… Я верну. Спасибо вам, Лиза.

– Тогда, поторопись. Я сейчас в город собираюсь, нужно молоко на рынок отвезти. Заодно и тебя подброшу. Тебе куда нужно?

Он назвал улицу, и Лиза кивнула: «Знаю. Это недалеко от рынка».

Через час он сидел в своей квартире и радовался, но не тому, что оказался наконец-то дома, а что есть повод снова увидеть Лизу – пакет с аккуратно сложенными шлёпанцами неизвестного ему дяди Жени лежал рядом на стуле. «Почему я не спросил, с кем она живёт? Неужели одна?» И, отвечая сам себе, чувствовал, как горячей волной поднимается внутри радость. «Конечно, одна, вот идиот, ведь мужской обуви в доме не было!» Два дня он провёл, валяясь на кровати и не выходя из квартиры. К телефону не подходил, а в гости, слава Богу, никто не приходил. На третий день понял, что сойдёт с ума, если сейчас же не увидит Лизу.