наяривать, а другой – железным прутом от нечисти обороняться.

– Пойду, ужин разогрею, тебе надо хорошо поесть, а то работать завтра будешь плохо, да и

не ровен час похудеешь,- хихикнула старуха, нижними зубами почесала верхнюю губу и, вздыхая и кряхтя, удаляется.

Остаюсь один, испуганно таращусь по углам, но никто с криками не выскакивает.

Немного успокаиваюсь, снимаю кольчугу, скидываю грязную одежду и осторожно захожу

в парилку. Лёгкие мгновенно обжигает жар, в клубах пара почти ничего не видно, только

светятся раскалённые камни. Плеснул на раскалённые камни водой и едва не задохнулся

от взвившихся вверх клубов пара.

– Кто ж так на камни брызгает!- вблизи раздаётся раздражённый басовитый голос.

– Кто здесь?- я едва не упал в обморок, но нахожу в себе силы и взмахиваю железным

прутом.

– Не маши своей железякой, не трону тебя, нам и курицы чёрной достаточно!- грозно

говорит некто.

– Вы … банник?- дрожа, спрашиваю я и в клубах пара пытаюсь рассмотреть невидимого

собеседника.

– А кого ты ещё здесь хотел увидеть, кикимору, что ли?- банник хохотнул, посчитав это

хорошей шуткой.

– А вы камнями кидать не будете?- вспоминаю я слова Бабы-Яги.

– Будешь махать этим прутом, точно швырну,- обещает мне он.

Я поспешно опускаю прут, и силюсь сквозь клубы пара увидеть незримого

собеседника.

– Ты бы вообще положил бы его на пол,- звучит напряжённый голос.

– А вы мне точно ничего не сделаете?- я стараюсь незаметно приблизиться к предбаннику, чтоб улизнуть от страшного духа.

– Сказал же, не трону … ты все, как положено, сделал … чёрную курицу под порогом

закопал, а сейчас в предбаннике жена моя – обдериха, чёрный хлеб жуёт и солью

посыпает,- звучит грубый, но с добродушными нотками голос.

Я уже приоткрыл дверь и хотел выбежать за неё, но взглядом упираюсь в косматое

существо, в грубой рубашке до пяток, волосы на голове прямые, сосульками свешиваются

ниже плеч и сквозь них выпирают узкие уши.

Обдериха повернулась ко мне, её жующий рот попытался растянуться в улыбке,

обнажая редкие зубы, круглые глаза останавливаются на мне и не мигают. В мохнатой

руке зажат кусок чёрного хлеба, густо посыпанный солью. Я отпрянул от двери, сердце

заколотилось так, что даже больно стало и в этот момент часть пара вытянуло в щель

двери и в глубине бани обозначается силуэт невысокого, коренастого мужчины, так же

покрытого шерстью.

– Что ты носишься по бане, здесь париться нужно, а не бегать. Смотри, сколько пара

выпустил, разве так можно!- банник окунает веник в кадушку со студёной водой и слегка

брызгает на раскалённые камни. Клубы пара вновь скрывают его, но внезапно он

оказывается прямо передо мной и, вперив суровый взгляд на железный прут, требует:-

Брось сейчас же!

От неожиданности разжимаю пальцы, прут с грохотом падает, подкатившись к

лохматым ногам банника, тот поспешно отпрыгивает, глаза наливаются кровью, но,

сдерживается:- Это ведь ты случайно сделал?- с угрозой спрашивает он.

– Простите,- прижимаю я руку к сердцу.

– Ладно, проехали,- миролюбиво отвечает банник,- вижу ты ещё совсем маленький,

неопытный. А вот зачем ты к Бабе-Яге в гости пожаловал?- присаживается он на гладкие

доски и внимательно смотрит на меня.

– Я не совсем у неё в гостях, обещал ей дров наколоть, воды принести …

– А-а, понятно,- кивает головой банник,- значит надолго здесь, часто теперь тебя буду

видеть.

– Как это часто?- пугаюсь я.

– Не отпустит она тебя, в рабство ты к ней попал,- говорит он и меня словно обливают из

кадушки ледяной водой.

– Как это … в рабство?- заикаясь, переспрашиваю я.

– Ну, это лучше, чем, если она обглодает твои косточки и забор свой ими поправит,-

цинично говорит банник.- Да тебя озноб бьёт! Сейчас ещё парку прибавлю,- банник

брызгает веником.

– Я не хочу быть в рабстве, так нельзя!- неожиданно я всхлипываю и не могу сдержать

слёз.

– Ты что, мальчонку обижаешь?- раздаётся визгливый голос обдерихи.

– Нет, это я сам,- всхлипываю я.

– Что тогда случилось? Муж камнями в тебя не швыряет, я кипятком не поливаю,-