бы росы успеть набрать, пока онам не испарилась с зелёной травы.

– Я на тебя надеюсь,- Баба-Яга потопталась ещё немного и выходит во двор, а я иду

следом.

Раннее утро, вероятно, часов пять, сейчас только бы спать. Ёжусь от прохладного

ветерка, оглядываюсь. У колодца стоят огромные деревянные вёдра, у дровницы в колоду

воткнут топор, на стене болтается ржавая пила.

– Вернусь под вечер, постарайся меня не разочаровывать, внучок,- ехидно изрекает она и, кряхтя, взбирается в тесную ступу.

Недоверчиво смотрю, как она усаживается, вставляет метлу в кронштейн

напоминающий уключину лодки, лихо свистит и … взмывает ввысь. Я даже

присаживаюсь от неожиданности. Некоторое время наблюдаю, как она зависает над

верхушками деревьев и, исчезает из поля зрения.

– Пока, бабушка,- машу ей ручкой, быстро достаю цилиндрик и ползаю в траве, пока не

наполнил его до краёв.- Ну, теперь посмотрим, насколько он будет полезен,- шепчу я.

Дверь избы от решительного удара кошачьей лапы отворяется, Васька спрыгивает

во двор, злобно оскалился в мою сторону, запрыгивает на перила крыльца и с

невозмутимым видом начинает вылизывать себе кое-где, не забывая поглядывать на меня

зелёными глазами.

– Обыкновенный кот,- фыркаю я.- Разве что когти железные. Привязать бы к хвосту

консервную банку, вот смеху было!

Васька отвлекается от своего занятия, злобно топорщит жёсткие усы, словно понял,

что я сказал.

С утра есть не хочется, но молоко выпиваю, а хлеб с сыром несу к сараю, где

заперт медведь.

– Мишка!- зову его, пытаясь рассмотреть его в темноте.

Медведь громко засопел и без злобы приблизился к двери, вероятно, учуял

лакомство. Швыряю хлеб с сыром и наблюдаю, как он тычется чёрным носом, высовывает

алый язык и с чавканьем кушает. Затем он поднимает тяжёлую голову и смотрит на меня, словно хочет запомнить моё лицо.- Всё, больше у меня ничего нет,- развожу я руки.

Медведь громко фыркает и, гремя цепью, уходит в дальний угол своей темницы.

– Я тебя выпущу, мишка,- едва слышно шепчу я. Мне его так жалко, такой сильный зверь, а сидит на цепи.

Теперь надо работу сделать. Бодрой походкой подхожу к вёдрам, хватаю одно

ведро и едва не надорвался. Оно пустое больше тридцати килограммов, а с водой вообще

не подниму. Опускаю миниатюрный веник в росу, встряхиваю на себя. Меня словно

обдаёт горячим паром и в следующую секунду окунает в ледяную воду. Я едва не заорал

от неожиданности, но почувствовал такой прилив сил как никогда в жизни.

Кот словно что-то ощутил, напрягся, вздыбил шерсть, долго смотрит на меня, затем

вновь успокаивается, но взгляда с меня не сводит.

– И не надоело тебе меня охранять? Шёл бы лучше мышей ловить,- с насмешкой говорю я.

Внезапно Васька издаёт звук весьма похожий на человеческий голос, я в нём

уловил что-то вроде:- А не пошёл бы ты …

– Ты умеешь говорить?- у меня от удивления нижняя челюсть едва не грохнулась вниз.

На этот раз кот презрительно отворачивается, мягко прыгает на ступеньки крыльца

и меняет дислокацию, а именно, запрыгивает на подоконник, его как раз осветили первые

лучи встающего над горизонтом Солнца. Там он развалился и даже заурчал от

удовольствия.

Пробую в новом своём состоянии поднять тяжеленное ведро и ахнул от

неожиданности, на мой взгляд, оно стало лёгким как пушинка. Как здорово! Скидываю

его в колодец, жду, когда оно наполнится водой, а затем без усилий вытягиваю наверх.

Обалдеть! Почти бегом несусь к тысячелитровым бочкам, выливаю, бегу набирать

следующее. Но, через десяток, другой, вновь наваливается тяжесть и усталость. Окунаю

веничек в росу, и опять возвращаются силы.

Я даже не понял, как набрал до самого верха две бочки. Затем, оглядевшись по

сторонам, услышал хрюканье свиньи, наливаю ей в корыто воды. Меняю, ошалевшим от

моего внимания зубастым гусям воду, в их импровизированном водоёме. Медведю

плеснул чистенькой воды и даже умудрился погладить его за лохматый бок, а он не

огрызнулся в ответ. Со столетним дубом пришлось повозиться, почти всю росу истратил.